.

– Не вынуждай меня принимать крайние меры, – рычит парень.

И мне кажется, он правда рычит. Потому что то, что я сейчас слышала, не похоже на обычного Кейдана.

Миссис Фисч гладит меня по плечу, параллельно объясняя, что это необходимо выпить, чтобы головокружение прошло.

Сделав несколько глубоких выдохов и осознавая, что состояние только усугубляется, я решаю всё-таки довериться ей и выпить это отвратное зелье, чтобы вновь не уткнуться носом в пол, лишний раз опозорив себя. Думаю, на сегодня будет достаточно стыда и унижения, необходимо оставить что-то ещё и на завтра.

– Какая мерзость. Что это? – спрашиваю я и отдаю бокал обратно, когда почти сразу после выпитого наконец могу видеть другие цвета, кроме чёрного. На удивление, никакого мерзкого вкуса и послевкусия я не ощущаю. Странный запах проходит так же быстро, что задаюсь вопросом. Правда ли он был или это часть очередного глюка?

– Тебе лучше не знать, – миссис Фисч старается выдавить милую улыбку, но из-за страха и нервозности на её лице это получается криво. Кейдан же вообще стоит возле окна к нам спиной, убрав руки в карманы, не замечая никого и ничего вокруг себя.

– В чём дело? – я смотрю ей в глаза, чтобы не пыталась соврать.

Она мельком поглядывает на меня сверху вниз и переминается с ноги на ногу, явно подбирая слова, но так ничего и не произносит, а лишь тяжело выдыхает, присаживаясь рядом.

– Мне так жаль, Агнесс… – с сожалением наконец выдаёт та, кладя свою руку мне на колено.

Слышится звук удара об что-то жёсткое со стороны Кейдана, но я не обращаю внимания. Миссис Фисч наблюдает то за ним, то за мной, когда он начинает кому-то звонить, а когда абонент не берёт трубку, вновь нецензурно выражается и набирает заново.

– Возвращайся, чёрт возьми, сейчас же. Он здесь. – Парень оборачивается ко мне, когда договаривает, а после сбрасывает, не дожидаясь ответа.

– Да что здесь происходит? – я уже обращаюсь к Кейдану.

Он молча смотрит, но желваки, кажется, сойдут с петель от ярости и беспомощности, которые так яро читаются в его глазах. Наконец, тот не выдерживает и выдаёт, всё ещё глядя на меня:

– Мы должны ей…

– Нет, – резко отрезает миссис Фисч.

– Если есть хоть малейший шанс, что…

– Но его нет! – она срывается. – Его не существует! Ты думаешь, я бы о нём не знала, будь он на самом деле?! – Крутя в руке бокал, она добавляет: – Это выдумки старого болтуна, который не помнил даже своего собственного имени.

– Вообще-то я здесь, и вести разговор в третьем лице не обязательно, – бросаю я, вставая с дивана. – Рассказать что?

И уже устремляю настойчивый взгляд сначала на миссис Фисч, но когда та потупляет глаза в пол, словно то, о чём спрашиваю, вызывает в ней одновременно и амнезию, и сурдомутизм, я разворачиваюсь к Кейдану и повторяю ещё раз:

– Рассказать что?

Он пристально смотрит на меня. Его глаза похожи на бездонное чёрное небо, в котором больше не сияет ни одна, даже самая отдалённая звезда. После долгой и мучительной для нас обоих буквально одной минуты хочет было уже что-то сказать, открывая рот, как миссис Фисч прерывает его, явно опасаясь того, что парень может ляпнуть.

– Как давно у тебя эти приступы, Агнесс?

И я начинаю копаться в себе, чтобы припомнить, с чего всё это началось, но не могу. Раньше такого не замечалось, по сравнению с той неделей можно смело заявить, что в обмороки я не падала.

Панические атаки – да, обморок – никогда.

Если бы Молли узнала, что со мной происходит, она давно бы приковала меня к больничной койке наручниками, а ключ отдала бы старой и вредной медсестре, которая колола бы мне пятикубовые уколы каждый раз, когда я моргаю. А вернее, когда не моргаю.