«Тебе не о чем переживать, ты их не увидишь».

– Как это понимать? – удивляюсь я.

«По крайней мере, некоторых, сегодня точно».

– Но…

«Тебе пора возвращаться, Агнесс. Ты уже слишком часто находишься здесь».

Голос звучит мягко, но в то же время настойчиво, попутно каким-то образом подталкивая меня, чтобы я поднялась с невесомого пола.

– Но я не хочу…

В ответ лишь длительное молчание. И уже начинаю замечать, как пространство вокруг меня становится светлее.

Хотя как это возможно, если я этого не хочу?

Обычно только я могла вызывать своё пробуждение. Как моё подсознание может это делать без моего участия?

– Почему я не помню всего этого там? Мы ещё встретимся?

«Да».

Незримый мужской голос звучит всё тише и тише.

«Но, надеюсь, что больше не здесь», – отвечает тот.

– Постой, скажи хоть кто ты? Или ты… просто моё воображение?

Я путаюсь в своих же мыслях и догадках, как голос раздаётся в последний раз, перед тем, как всё озаряется ярким светом:

«Агнесс».

– Агнесс.

Кажется, это никогда не закончится, думаю я, постепенно приходя в себя после очередного обморока за последнюю неделю.

Какой это по счёту? Пятый? Седьмой?

Я сбилась ещё с прошлой пятницы, когда Молли чуть не застукала меня не в лучшем состоянии в ванной.

– Агнесс.

Мужской голос вновь тихо называет моё имя.

Но я боюсь.

Боюсь, что, открыв глаза, увижу перед собой целую кучу медработников и коллег, а во главе них – Лой. И я больше не чувствую давления в области талии. Что это значит? Они раздели меня и сейчас я голая перед всеми или тело онемело настолько, что даже больше не чувствую его?

– Ты можешь открыть их, всё хорошо.

Доверившись тому, кто это говорит, я начинаю медленно открывать глаза, как желание закрыть их вновь залетает с неимоверной скоростью.

– Ты? – пялюсь я на Кейдана, будто передо мной призрак. – То есть… Вы?

Я начинаю осматриваться. Передо мной уже знакомый чёрный диван и огромный стол из белого дерева, освещённый послеобеденным ярко-оранжевым солнцем через панорамные окна.

Кейдан делает вид, что не замечает моей оплошности, и спрашивает:

– Как ты?

Он сидит на подлокотнике возле моей головы, когда я стараюсь быстрее сесть и вижу на полу свой порванный корсет. Оглядывая себя, замечаю все эти многочисленные слои юбок, но без шнуровки, и чёрную длинную рубашку, под которой, собственно, ничего.

Господин Ригс-старший замечает моё замешательство и смущение, потому что уже добавляет:

– Нет, сначала надел на тебя рубашку.

В любом другом случае я бы начала возмущаться, но не сейчас, когда моя голова до сих пор никак не отойдёт, как после катания на американских горках, после нескольких подряд мёртвых петель.

– Спасибо вам. Я, пожалуй, пойду… – И начинаю вставать.

– Ты уверена, что твоя одежда тебе не нужна? – Он бросает взгляд на своё кресло, на котором висит юбка, блузка и остальные личные вещи, что я сняла для съёмок у Лоя.

– О… эм… Да, спасибо, – слегка киваю и направляюсь, чтобы забрать их и уйти.

– Ты можешь переодеться здесь. Сюда никто не войдёт.

Я подбираю слова помягче, которые можно было бы сказать и ехидному парню с вечеринки, и боссу одновременно, только он добавляет быстрее, с усмешкой осматривая меня до ног:

– Но ты можешь выйти в общий коридор так и…

– Хорошо! Хорошо. – Я останавливаю его, спрашивая, где можно переодеться, на что он только отворачивается и говорит, что постарается не подглядывать.

У меня вырывается истерический смешок, а брови взлетают вверх, когда тот просто разворачивается лицом к двери и начинает описывать то, что видит на ней стрёмную ручку, которая никогда ему не нравилась, а его младший брат – заноза.