Элисфия действительно это знала. В первые годы жизни мужчина заменил ей отца, заботился и обучал всему, пока однажды старейшины и совет города не вмешались в ее судьбу, передав девочку на воспитание Фотсменам. Борею было запрещено общаться с ней, но это мужчину не интересовало. Они встречались, правда, тайно. Чем старше становилась девочка, тем сложнее было вырваться из рук приемной семьи.

– Я знаю, Борей, но тебя нет рядом, когда мне это нужно, – Элисфия поднялась на ноги и разгладила юбку платья. – Вот и теперь мне ждать еще целый год. Где будешь ты?

– Обещаю, я буду рядом, – он поднял пальцем ее подбородок. – Теперь все будет по-другому.

Девушка неуверенно улыбнулась.

– Я смотрю, ты все же принес мне то, о чем я просила, – Элисфия указала на сверток из красной ткани в руках мужчины.

– Да, принес. И хочу тебя спросить, зачем тебе это?

– У тебя свои планы, у меня – свои, – коротко ответила она.

– Не хочешь рассказать?

– А ты мне? В чем заключается твой план?

Они были квиты – никто из них не хотел признаваться в своих помыслах. Каждый решил, что тайны они оставят при себе.

– Это чертов корень, – передав красный сверток девушке, Борей скрестил руки на груди. – Сильное средство, выпьешь чуть больше положенного – и все, ты труп. Надеюсь, тебе это известно?

Элисфия развернула ткань – пять скрюченных серых корешков, покрытых влажной землей, лежали в ней. Тяжело вздохнув, она быстро завернула их и спрятала под корсет.

– Мне известны его свойства, – ее ответ прозвучал резче, чем она хотела.

– Элис? – Борей подозрительно поднял одну бровь.

– Я хочу уйти отсюда и сделаю это, – отчеканив каждое слово, она развернулась и быстро побрела в сторону дома, оставив мужчину в полном недоумении на руинах старого замка.

Элисфия проснулась, когда был уже полдень. Она никогда так долго не спала, поэтому чувствовала себя разбитой. «Почему меня не разбудили?» – пронеслось у нее в сознании. Девушка подошла к тазу, вода в котором уже остыла, и умылась. Причесав волосы и уложив их в тугую косу, Элисфия надела шелковое нежно-зеленое платье. Отворив хлипкую дверь своей каморки, она с удивлением обнаружила, что в доме было непривычно тихо. Заглянула во все комнаты – никого. Мари Мед, увидев ее в коридоре рядом с библиотекой главы семейства Грира Фотсмена, резко развернулась и убежала прочь, словно от прокаженной.

Дверь в библиотеку была приоткрыта и девушка вошла туда. Это была небольшая, но просторная комната, наполненная светом, воздухом и росписью на выбеленных стенах в виде цветов и лоз винограда. На двух противоположных стенах размещались полки, доверху заставленные книгами. Напротив окна, из которого открывался прекрасный вид на небольшой сад за домом, стоял массивный дубовый стол. На нем был беспорядок: книги стопками лежали на краю, пергаменты были свалены в кучу, перо выпало из чернильницы и наделало немало клякс.

Элисфия обошла стол и присмотрелась к пергаментам – все они рассказывали об истории Элимии. В одних говорилось, что город был основан тысячи лет назад, на других были зарисовки и схемы главных улиц и построек, в третьих содержалась история Аркема Созидателя. «Зачем ему это? Возможно, Грир Фотсмен хочет найти способ покинуть город?» – закравшаяся мысль ледяным мечом ранила сердце. Ведь уйти мечтала она, а если Фотсмен старший хочет увести свою семью, то и там, за завесой, ее ждет та же судьба, что уготована здесь. Нет! Такого не должно случиться!

Взволнованная, она выбежала на улицу. Солнце стояло высоко и хоть светило ярко, но в воздухе уже ощущалась осенняя прохлада. Пройдя мимо нескольких домов по улице, девушка продрогла, отчего ей пришлось вернуться в дом и взять кожаный с шерстяной подкладкой плащ жениха. Почему он не надел его в столь холодный день и где были все Фотсмены, Элисфия решила разобраться потом. Жители города были заняты своими хлопотами и им не было дела до девчушки. В конце улицы находилась конюшня. Как и все постройки в Элимии, она была из розового песчаника с массивными деревянными дверями, украшенными кованым железом. Ее встретил конюх Гюгон Ланш, мужчина тридцати лет, невысокий, но крупный, с массивной челюстью и маленькими глазками. Прозвище Кролик он получил за то, что уж больно любил приставать к девкам, особенно молоденьким, поэтому часто получал отказ и нагоняй от их отцов или братьев. Встреча с ним не сулила ничего хорошего. Элисфия это понимала и, не взглянув на него, скупо бросила: