– Доброго дня.

Девушка направилась к стойлу, где стоял ее любимый жеребец, но его там не оказалось. Пришлось обратиться к Ланшу.

– Где Кадл, Гюгон? – тоном, не требующим возражений, спросила Элисфия.

– Его забрали, – безразлично ответил конюх, продолжая вычищать навоз в одном из стойл.

– Кто забрал? Куда? – девушка подошла к нему непозволительно близко и резкий запах навоза, исходивший от него, защипал ей нос и глаза, заставив отстраниться.

– А тебе какое дело? Конь-то не твой. Да и куда ты намылилась? Мужика получше искать? Рамон, небось, никчемен в постели? – он выпрямился и облокотился на лопату, улыбаясь самой отвратительной и бессовестной улыбкой, на которую только был способен.

– Не твое дело, Гюгон. Какую лошадь я могу взять? – она вновь начала заламывать руки, осматриваясь по сторонам.

В ответе не было нужды – он был очевиден. Конюшня была рассчитана на две дюжины коней, еще несколько лет назад стойла были полностью заполнены, но лошади вдруг стали пропадать. Их пытались искать, но безуспешно и теперь в конюшне осталось всего пять животных. Двое из них – старая рыжая кобыла по кличке Удача, что в былые времена помогала вспахивать поля, и совсем молодой, необъезженный жеребец по кличке Дурак, так как слушаться и подчиняться людям он совершенно не хотел.

– Бери кого хочешь, – конюх издал противный смешок, похожий на скрип двери.

Пока девушка накидывала поводья на Удачу, конюх рассматривал ее, словно товар на ярмарке. Она чувствовала на себе его тяжелый взгляд.

– А ты знаешь, что прабабка этой могла летать по небу? – непонятно зачем Гюгон завел этот разговор. – Мой дед рассказывал, что эти твари могли летать на дальние расстояния, настолько огромными были их крылья. Только вот выродились, и эта полудохлая Удача годна лишь поле вспахивать – ни потомства, ни крыльев, – Гюгон сплюнул. – Даже на мясо ее не пустишь, уж больно жилистая.

– Тебя нужно на мясо пустить, – с этими словами Элисфия провела рукой по гриве Удачи.

Старая рыжая кобылка, слово понимая каждое слово, слегка боднула ее головой. Девушка хотела взять своего любимца Кадла, гнедого жеребца, но времени ждать, когда его вернут, не было.

– Да как ты смеешь?! – Гюгон от злости раскраснелся и выронил свою лопату, вымазанную в навозе. – Ты, поганый подкидыш лесных ведьм, гнусных последовательниц трайтеров! Это ты привлекла в наш город разруху и упадок! Это тебя нужно принести в жертву Богине-Матери, чтобы смиловалась над нами и даровала прощение!

Он еще долго сыпал проклятиями, но девушка уже ускакала далеко. Ей опостылело, что каждый в Элимии винит во всех горестях и бедствиях ее, будто есть вина девушки в том, что некогда процветающий город, наполненный жизнью и надеждами, превратился в руины, где люди обречены на вымирание. Миновав последнюю уцелевшую постройку, она поскакала по широкой тропинке, заросшей кустарником и деревьями. Иногда между ними просматривались руины бывших зданий и домов, сквозь траву можно было увидеть небольшие участки сохранившейся брусчатки. Когда-то в этом месте кипела жизнь, а теперь беспощадно наступал лес.

Когда Элисфия выехала из лесочка, уперлась в гигантскую арку больше тридцати футов высотой. Раньше это были ворота в город, десятки таких арок стояли вокруг Элимии и служили ориентирами и маяками для путников. В ночи эти арки светились мягким голубым светом. После войны с трайтерами уцелела всего одна. Местные ее прозвали Аркой скорби в знак траура по павшим воинам и невинным жителям. Элисфия знала это из старых книг по истории, в которых авторы кропотливо зарисовывали каждую деталь прекрасного города.