Незадолго до назначенной даты Шуг пропал. Искали везде, местные жители дошли до завесы, но его и след простыл. В срок у Мари Мед начались роды. Ребенок родился мертвым. Девушка не смогла пережить того, что выпало на ее долю, и замкнулась в себе. По сей день она говорила только «да» либо «нет» вне зависимости от того, кто и с каким вопросом к ней обращался. Рьяна и Грир Фотсмены взяли ее в свой дом, чтобы она помогала им по хозяйству и с маленькой Элисфией, так как Рьяна была полностью поглощена заботой о своих детях.
Элисфия доверяла Мари, во всяком случае она все равно никому ничего не могла рассказать, поэтому смело делилась с женщиной своими мыслями и планами сбежать из Элимии. Столкнувшись с ней в коридоре, не испугалась.
– Мари, мне нужно уйти. Я вернусь раньше, чем они проснутся, обещаю! Тебе не стоит переживать, – продолжала шептать Элисфия.
– Нет, – Мари взяла ее за руку и потянула обратно к ее каморке.
– Послушай, – девушка аккуратно высвободилась из тонких рук домработницы. – Все будет хорошо, мне нужно кое с кем встретиться и кое-что забрать.
– Нет, – женщина взяла Элисфию за плечи и заглянула ей в глаза с мольбой не делать того, что девушка задумала, но была не в силах остановить ее.
Отворив дверь, Элисфия наконец оказалась на улице. Тусклые фонари слабо освещали ее, языки пламени трепыхались на прохладном ночном ветру. Поежившись, девушка осмотрелась по сторонам, чтобы убедиться, что никого поблизости нет и ее никто не видит, но и здесь ее ждала неприятность.
– А, это ты! – раздался скрипучий старческий голос.
Быстро сообразив, что это старуха, Элисфия подняла голову и в окне второго этажа дома напротив увидела сморщенное лицо их соседки.
– Мерзкая потаскушка, из какого борделя тебя Борей к нам принес?
– Госпожа Амриель, – любезно улыбнулась Элисфия. – Давно Вас не видела, успела соскучиться.
– Все дерзишь? Говорила я верховному, надо было убить тебя еще во младенчестве, а теперь ты, отродье, беду накличешь на святую Элимию. Да и Фотсменов за собой утянешь в свою черную пучину. Бедный Рамон! Бедный Рамон! – причитала старуха.
У девушки не было времени спорить со старой женщиной, ясность ума которой с годами угасала. Ее ждали, нужно было торопиться.
Ночь была чудесной, в прохладном воздухе пахло хвоей. Лето заканчивалось, а это значило, что грядут холода и день ее свадьбы, когда она станет леди Фотсмен. От этих мыслей у Элисфии скрутило живот. Спустившись с крыльца, она повернула направо и направилась в самое сердце Элимии – к руинам замка, принадлежавшего некогда основателю этого города Аркему Созидателю. Чем ближе она подходила к месту встречи, тем шире становилась улица. Брусчатка все гуще была покрыта травой, дома встречались реже, дальше – лишь высокие деревья и кустарники. Ей было тяжело идти в гору, дыхание сбивалось, хотелось пить, но нельзя было останавливаться.
На пути стали встречаться большие и маленькие обломки замка из розового песчаника. Лежали они здесь давно, многие были покрыты мхом и поросли травой, из некоторых росли тонкие деревца, разрывая своими стволами плотный камень. Еще один поворот и перед ней встала мраморная статуя беременной женщины. Луна мягко освещала ее прекрасное лицо – оно было спокойным и умиротворенным. Руки женщины ласково обнимали большой живот, набухшие груди лежали на нем. Волосы были распущены и украшены цветами, птицами и насекомыми. На ее плечи был накинут плащ из тонкого кружева бежевого цвета. Статуя была не намного выше Элисфии, это был лик Богини-Матери – матери мира и всех богов.
Девушка практически вплотную подошла к изваянию и заглянула в мраморное лицо.