– С немцами. Немцы говорит, напали, вчера. – ответил Николай Федорович.

Женщина тихонько заскулила, все также закрывая ладонями рот, и затем выдавила из себя:” Из сельсовета приходили, сказали, тебе явиться с Димой завтра утром, а я думаю зачем?” Её плечи запрыгали и по щекам побежали слезы.

– Не плачь раньше времени, может, обойдется еще- угрюмо пробормотал Николай Федорович. – Во сколько явиться?

– Я не знаю – всхлипывала она. – Не знаю, утром, перед работой.

На следующее утро Николай Федорович с Дмитрием явились в сельсовет. На входе уже толпились мужики, растерянно что-то спрашивая друг у друга и передавая новости.

Люди по очереди заходили в здание и, пробыв там некоторое время, возвращались с озабоченным видом.

Николай Федорович, стоя перед входом, увидел вышедшего оттуда знакомого, и когда тот поравнялся с ним, Николай Федорович схватил знакомого за руку и вместе с ним протиснулся, выбираясь из толпы. Они отошли на несколько шагов, и Николай Федорович спросил:

– Петька, Петька, что там говорят, зачем народ собрали? – Он заглядывал в лицо мужчины, но тот как-то странно реагировал, как будто был ошарашен и не понимал вопроса.

– Петька, что говорят спрашиваю? – тряс его за руку Николай Федорович.

– Коля, повестку дали- тихо и испуганно ответил он, и повторил – повестку дали, завтра сказали сюда явиться, с вещами.

Затем он выдернул руку и быстро зашагал прочь.

В этот день Николаю Федоровичу и его сыну Дмитрию были вручены повестки, как и большинству мужчин их села, а также было объявлено, что на следующий день из сельсовета их отвезут на станцию, откуда направят в военную часть.

Утром, Саша с мамой и Танюшкой пошли провожать отца и брата. Никто не понимал на сколько и куда они уезжают. Во всем селе, особенно в тех дворах, где были мобилизованные, царило ощущение неумолимо надвигающегося горя и полной растерянности. Люди не знали, как им теперь жить, ломался весь привычный уклад.

Саша давно не видел отца таким серьезным и каким-то сразу постаревшим. Он в эту минуту казался даже каким-то чужим и непривычно незнакомым, брат Дима же напротив улыбался и балагурил.

Возле сельсовета собралась толпа, мобилизованные и провожающие, их родные и близкие люди, были и целыми семьями, родители и дети.

Мама плакала и не переставая спрашивала Николая Федоровича, заглядывая ему в глаза: “ты вернешься? ты вернешься?”

Тот успокаивал ее как мог, обещая вернуться.

И как только прозвучала команда по машинам, Наталья Николаевна как будто очнулась, строго и одновременно, словно прося мужа, произнесла:

– Коля, слышишь, Димку береги, Димку береги, слышишь?

Николай Федорович обнял её, и ответил:

– Слышу, слышу я тебя, не переживай, мы вернемся. Вот увидишь, все будет хорошо!

Он поцеловал жену. Понимая, что отец уезжает, Танюшка подбежала и прижалась к стоящим вместе отцу и матери.

Люди прощались, женщины в основном рыдали, мужчины, и уезжающие, и остающиеся, крепились и подбадривали друг друга.

Прозвучала второй раз команда: «По машинам!». Все толпились возле техники, многие старались оттянуть момент расставания, обнимались, плакали, обещали вернуться.

Саша подошел к отцу, они крепко обнялись. Николай Федорович с трудом сдерживая ком в горле, проговорил, вглядываясь в лицо сына: – Сашка, ты теперь за старшего, когда вернемся, не знаем, матери помогай во всем, ей сейчас тяжело придется- сказал он, выдохнул и добавил – всем тяжело придется.

– Пап, не переживай, дома все хорошо будет, мы вас дождемся – ответил Саша, обнимая отца.

– Ну все, пора! Вон грузятся люди уже – сказал тот, и пошел в сторону грузовиков.