На этом Бернард отложил карандаш, широко зевнул и пошёл спать. Теперь сон дался ему легко: ведь рядом с ним была Элиза. Ближе, чем где-либо, – в его сердце.

Эта ночь прошла, теперь наступил день и принёс с собой обычные заботы. Волшебное ощущение близости с любимой ушло вскоре после того, как он отложил карандаш.

С грустью Бернард подумал, что сколько бы ни было колбасы на завтрак, однажды она закончится. И надо будет вставать со стула, нести посуду в ведро, чтобы после помыть её, одеваться и идти на работу. Он посидел ещё немного, даже когда еда в миске кончилась и кружка осталась пуста, потом встал и начал бродить по башне, то принимаясь за уборку, то оставляя её, передвигая вещи без всякой цели; он принимался считать оставшиеся сухари, потом, махнув лапой, понимал бессмысленность занятия. Это не могло долго продолжаться.

– Пора кончать со сборами! – решительно сказал Бернард сам себе. Он и сам уже понял, что просто оттягивает тот неприятный момент, когда нужно будет открыть дверь и шагнуть в ветреную и холодную тирольскую осень.

Он отправился в прихожую, отгороженную от гостиной деревянной ширмой. Первым делом Бернард надел свой любимый свитер с высоким горлом. В холодную погоду мышак предпочитал кожаные штаны с подтяжками, не пропускающие воду. Штаны он заправил в крепкие сапоги с ремешками, подложив сухой травы. Этот простой приём предохранял ногу от натирания, намокания и держал её в тепле. Так выходило очень прилично: можно было ходить по размокшей от дождей земле, хотя и требовалась внимательность. Через некоторое время кожа сапог начинала набухать от набранной воды; сено становилось влажным и требовало замены, да поскорее, если не хочется слечь с ангиной. Бернард снял с вешалки шляпу с широкими полями и шинель с нашивками дорожной службы, которая полагалась ему по штату. Хотя устав требовал носить служебную фуражку, Бернард предпочитал свою шляпу. В ней было уютнее. В случае сильного ветра он убирал уши под шляпу и так грелся. А фуражка пылилась на дальней полке, ожидая очередного визита начальства с проверкой.

– Ах, чуть не забыл! – Бернард хлопнул себя по лбу.

Он протопал обратно в гостиную, стараясь не наследить, но кусочки засохшей грязи, налипшей вчера на сапоги, отваливались и рассыпались по полу. Мышак сделал себе пометку в уме, чтобы подмести в комнате, когда вернётся с обхода.

Обычно Бернард клал сумку с инструментом прямо в прихожей, поскольку любил иметь всё под рукой, однако вчера обнаружил, что пила совсем затупилась. Он отнёс сумку на верстак, стоявший на кухне, долго корпел над точильным камнем, выправляя зубья, да и позабыл там пилу. Бернард ещё раз проверил пальцем её заточку, а затем положил в сумку к остальным инструментам.

Он потянул на себя дверь, и та неожиданно распахнулась, толкнув в плечо. Причиной был порыв сильного ветра. Сразу же стало холодно, несмотря на тёплую одежду. Старику захотелось вернуться обратно, он даже вспомнил про несколько неотложных домашних дел, но чувство долга пересилило – Бернард шагнул за порог.

Октябрь в Альпах бывает разным. В один день светит яркое солнце, красиво подсвечивая жёлтую и красную листву. Хоть воздух холоден – а утром могут быть заморозки – становится тепло и уютно, едва солнце всходит над горами, освещая долины и склоны. А бывают и другие дни. Холодные, ветреные и дождливые, зачастую со снежной крупой. К неудовольствию Бернарда, сегодня был как раз такой день.

Погода продолжала хмуриться. Солнца совсем не было видно, облака набухли дождём. Натянув получше шляпу, чтобы её не сдуло ветром, и подняв воротник шинели, Бернард зашагал не по той тропинке, что вела к мышиному тракту, а по другой – опоясывающей башню. Первым делом надлежало убедиться, что собственное жилище в порядке.