Ну пригласили тебя, простофилю, за стол – так ешь молча, не выступай.

Неловкое молчание кто-то загладил веселым тостом. А через неделю почувствовал я легкое давление на себя со стороны замдиректора – дородной женщины, привыкшей к «почету и уважению». Но благо, что Николай Афанасьевич был человек хороший и добрый, и не без юмора. Он и поставил все на должное место.

Помню, через несколько лет, когда я не работал уже во Дворце культуры, когда отпустил бородку, которая до неузнаваемости может изменить облик человека, проходя мимо Дворца, жил-то рядом, просто решил посмотреть – как там теперь дела.

Потянуло вдруг пройти за кулисы сцены и вдохнуть какой-то специфический аромат места, на котором живет все же творчество, а не чиновничье шарканье полуботинок и туфель.

Да и так соскучился я по веселому этому народу – культработникам, аж сердце защемило.

Посидел и в пустом зрительном зале, тишина которого для меня была наполнена звуками радости и отдохновения.

И пошел я из зала.

А директор Дворца навстречу – спешил куда-то. Столкнулись на лестнице – я вверх, а он – вниз спускался.

– Здравствуйте, Николай Афанасьевич, – я к нему. И руку протягиваю. А другой рукой сановито бороду поглаживаю.

– Здравствуйте, – ответил он настороженно, здороваясь со мной. «Значит, не узнал он меня», – подумал я, и снова к нему с вопросом:

– Как у вас дела здесь? Спешите куда-то?

– Да нет, – ответил, приглядываясь. Все не мог он, видимо, понять: «Из министерства культуры? – вроде не видел такого. Может быть, из Москвы?»

– Планы культмассовых мероприятий по отделам составлены у вас только на месяц или на весь квартал? – продолжил я значительно и серьезно, раз уж так началось между нами.

– А почему на квартал? Никто не говорил, – забеспокоился он.

– Покажите, что у вас там? – вошел я в игру.

Он повернулся и пошел наверх – к своему кабинету, куда я и собирался зайти его проведать. Зашли. Я прямо рядом с его столом – в кресло. Он в стол – план искать. Там нет. Он в шкаф с папками.

– Вот, пожалуйста.

– Так, так, – стал я листать папку, не торопясь, а самого уже смех разбирает. – А у вас, вот, работала, помните, такая Татьяна Николаевна, запамятовал отчество. Года два назад. Она, что?

– Николаевна, да. Может быть, вы всех хотите заслушать? – и к пульту связи с кабинетами руку протянул.

– Да нет, спасибо, Николай Афанасьевич. Вы что – совсем не узнали меня?… – Потом мы долго смеялись. И он приглашал меня снова работать с ним.

– Вот приеду из отпуска, если приеду, тогда можно и вернуться к этому разговору. Место-то найдете, Николай Афанасьевич? Меньше чем вашим заместителем и не предлагайте, – пошутил я.

Разумеется, что в этот творчески бурный период моей «дворцовой» жизни общение с моими духовными друзьями не прекращалось. Постоянно я встречался с ними и обменивался письмами.

«Здравствуйте, Лёня и Таня. Очень признателен вам за приглашение посетить Киев и вашу Белую церковь.

Хотелось бы, конечно, побывать в Софийском Соборе, посмотреть, а если можно, то и потрогать руками и послушать сердцем выбитую на стенах его Алтаря Киевскую азбуку времен Ярослава Мудрого…

К сожалению, на это лето планы у меня несколько иные. Хочу побыть хотя бы месяц наедине с лесом, травой, с громадой синего неба, наедине с самим собой. Иногда имеет смысл остановить бег и оглядеться – туда ли ведет тропа, по которой идешь. После ухода Павла Федоровича это мне особенно необходимо. Так что ни в Таллинне, ни в Ленинграде, ни в Риге, ни в Киеве, как предполагалось ранее, побывать не придется.

Сердце подсказывает мне в это лето побыть одному…