А у тех мёртвых румынов мы немного разжились харчами иностранными это же не мародёрство а нормальная боевая добыча. У них было навалом тушёнки в ранцах а во фляжках спирт вместо воды но слабоватый. Наш спирт намного забористей.

А всё равно этот румынский спирт оказался очень кстати и мы выпили за скорую победу. Однако всё это было позавчера. А потом мы пошли вперёд и оставив позади освобождённые от агрессоров Тирасполь и Бендеры и так никуда не заходя повернули на юго-запад и всё пёрли и пёрли вперёд. Я надеялся может сразу до моря дойдём. Но нет не дошли. Сейчас стоим на месте и уже оборудовали себе позиции. Конечно будет артподготовка и мы опять покажем фашистам и их холуям как умеет сражаться Советский Народ тесно сплотивший свои ряды вокруг нашей Коммунистической Партии! Будут знать как на нас нападать грязной сворой. Да они вобщето уже знают как в частушке которую у нас тут поют:

Все немецкие вояки

На словах были сильны

Только после каждой драки

Мыли в озере штаны.

А пока что мы готовимся потому что до Берлина ещё далеко. Уже в который раз проверяем топографическую привязку к местности поскольку буссоль3 осталась всего одна и та разъёбанная. А в небе смелые соколы Советской Авиации летят за линию фронта и отбомбившись возвращаются. Думаю скоро начнётся поэтому прощаюсь с тобой Ксана и заканчиваю письмо а отошлю позже.

С горячим боевым приветом из освобождённой от заклятого врага солнечной Молдавии всегда твой сержант А. 24 августа 1944 года».

***

Молдавия.

Для него это являлось чем-то наподобие ключевого слова, отпирающего заржавевшие от времени потайные замки памяти, тем приводным шкивом, который заставлял вращаться на невидимых осях многочисленные шестерни скрипучего эскалатора, ступив на который неизменно опускаешься на одну и ту же станцию и садишься в один и тот же вагон скорого поезда, уносящего в прошлое.

Всё это было не здесь, не сейчас.

Всё это клубилось где-то по другую сторону жизни. Но оставалось с Андреем, ожидая подходящего момента, чтобы напомнить о событиях минувшего.

Хотя прошлого не вернуть и ничего в нём не изменить, не подкорректировать, но сбежать от него невозможно. Оно всегда таится невдалеке и готово, бесшумно выскользнув из-за угла, похлопать тебя по плечу или схватить за грудки да встряхнуть так, что белый свет покажется с овчинку.

…Вернувшись из армии осенью девяносто первого, Андрей полагал, что ему, молодому и здоровому, бывшему сержанту ДШБ4, не составит труда устроиться на работу. Но вскоре выяснилось, что это не более чем досадное заблуждение. Точнее, вакансии-то имелись – на заводах и стройках; однако зарплата предлагалась смехотворная. Брали также в милицию, в патрульно-постовую службу, но и там платили столько, что сводить концы с концами казалось достаточно проблематичным. А деньги Андрею были нужны. Отца своего он никогда в глаза не видел, поскольку тот разошёлся с матерью, когда Андрею не было и года, и следы его давно затерялись где-то на Украине; а мать-сердечница, в результате павловской реформы потерявшая в одночасье все трудовые накопления со сберкнижки, теперь кое-как пробавлялась на нищенскую пенсию. Само собой, ни о каком серьёзном лечении не могло идти и речи… Словом, Андрей ломал голову, как бы подзаработать, и с каждым днём эта задача казалась всё неразрешимей. Пойти бойцом в группировку к браткам? Нет, это не для него. Челночить за тряпьём в Турцию или в Польшу? Тоже не ощущал в себе никаких способностей.

Трудно предположить, как сложилась бы дальнейшая жизнь Андрея; но всем распорядился случай. В Бендерах жил его армейский сослуживец Костя Россохач, отец которого организовал небольшую фирму по продаже подержанных иномарок. Ему требовались надёжные ребята для того, чтобы перегонять автомобили из Европы – и Костя в письмах неоднократно приглашал своего товарища на эту работу. Наконец Андрей решился. И приехал в Бендеры. Однако за несколько месяцев, пока он собирался, в Молдавии многое переменилось. Заполыхал конфликт между ПМР