Яма, желтый дом, Театральная 21, финал

На Театральную можно было идти только после церковной службы в соборе. Остался один в Лобово. Мама уехала в Мариуполь продавать квартиру. Теперь все сам. Двое суток почти не спали, собирались, как бы чего не забыть. На душе непередаваемо тяжело. Словно похороны. Таким я и вошел к молодой женщине в маленький кабинет.

– Подождите в коридоре. Я вас вызову.

Жду. Наконец, дверь открывается.

– Входите. Присаживайтесь.

Называю себя и собираюсь подать амбулаторные карты (их три), но врач останавливает.

– Не доставайте. Просто расскажите о себе, что с вами.

Первое, что говорю: провожал маму в дорогу, пришел измученным и уставшим. Но врач делает вид, что мои слова к делу не относятся. Рассказываю где учился, сказал, что тогда стал верующим, описал свои болезни, лечение антибиотиками и последовавший дисбактериоз, который в России считается следствием заболеваний, а не самостоятельным диагнозом. Говорю, что спасает только церковь. Не она, давно был бы мертв. Врач удивленно смотрит на меня.

– Вы грамотный человек и ходите в церковь? Это только для темных старушек и недалеких людей. Полный обман самого себя, – врач смотрит на меня, как на душевнобольного.

Молчу. Говорю дальше о последствиях лечения простатита антибиотиками, многолетнем голоде, сколько лечусь, о диспансерном наблюдении, о полной неудаче всех видов лечения под наблюдением двух опытных врачей. О том, что превратился в развалину. Психолог поднимает на меня глаза.

– У вас налицо психосоматическое расстройство. Вы описываете психосоматику. Если вас лечат двадцать лет и не могут вылечить, значит вы психически больной. Вам делали колоноскопию?

– Нет. Делали анализ на бактериальные посевы.

– Это совсем не то.

Собираюсь показать.

– Нет, не нужно. Это не то. Посмотрите на себя, вы как будто в вакууме. Вы меня не слышите. Вы весь в себе. Это симптомы психического заболевания.

От неожиданности заключений становится холодно. Словно получив чей-то приказ, врач начала планомерно давить и размазывать сидящего напротив человека. Неужто это все мое? А врач продолжает.

– Вам нужен опытный психоневролог. Ищите. Я поясню вам. Мне помогла методика создания положительного мышления Луизы Хей. С ее помощью можно выкарабкаться из очень серьезных заболеваний. Создание позитива через самовнушение достигается аффирмацией. Это неточный перевод с английского, учитывайте это.

Перебиваю.

– Я все это проходил на других авторах. Ничего оно не даст.

Врач обиженно смотрит на меня. Ее диагноз стремительно подтверждается.

– У меня были ужасные проблемы. Я готовилась два месяца к очень тяжелой операции по ее методикам. И я справилась. Мне удалили матку. Правда, кусочек оставили.

– Слава Богу, – отвечаю ей.

– Давайте, я запишу название, – отмечая свою полную бесправность в этом кабинете, говорю ей.

Она встает и достает из шкафа книгу: Луиза Л. Хей. Исцели себя сам. 2003 год. Беру ее в руки, листаю, записываю название. Увидев, что цель достигнута, я совершенно раздавлен, начинаются тесты. Но и они перебиваются все время психологом.

– Вам может помочь психоанализ Зигмунда Фрейда.

Отвечаю.

– Это лжеученый. В научном мире давно доказана ошибочность его теории. Она не подтверждена психиатрической практикой.

Смотрю, дама белеет. А я продолжаю. Рассказываю, как писал дипломную и натолкнулся на его книгу «Тотемизм и табу». Полный бред, ошиканный научным сообществом.

Она принимается защищать отца психоанализа и тогда я совершаю роковую ошибку.

– Вы что, еврейка?

– А причем это здесь?

– Он еврей. Был очень честолюбив. Навязывал всем свои правила игры.