Но силы явно были неравны. В гимназических боях Глебушкин никогда отличен не был, да и сражения эти в его жизни можно было перечесть по пальцам одной руки. Он не стремился к дракам не потому, что был труслив или немощен. А просто драки удивительным образом обходили его стороною.

Его, как сироту, в котором принимали участие благотворители, всегда обвиняли во всех грехах. За робостию видели угрюмость, за скромностию – хитрость. Один раз ему приписали воровство сладкой булки из ранца однокашника, какую он в глаза не видал. Но инспектор оставил его после классов и долго стоял над ним, ожидая признания. Не добившись оного, он приказал писать объяснение, отчего же тогда Глебушкин не взял чужую вещь, а оставил её, хоть она и выглядывала из портфеля его приятеля, мозоля ему, вечно голодному, глаза. И он написал: "Не способен к воровству". Инспектор разорвал лист, бросил клочки ему в лицо и произнёс, склонившись низко над ним:

– Вы не покинете класс, Глебушкин, до самого вечера, покуда не признаетесь в содеянном.

Он досидел до темноты, представляя себя узником крепости, коего похитили морские пираты и увезли на своём корабле, чтобы пытать о сокрытых сокровищах… А Ольга Леонидовна искала его по всем окрестным дворам. Дома он все поведал ей, стоя с опущенной головою, и ещё от неё ожидая разноса. Она, по договорённости с городом, принимала у себя покладистых гимназистов из небогатых провинциальных семей, не замеченных ни в чем противоправном. Глебушкин относился к сонму не совсем уж бедных сирот. Ему были оставлены матушкою небольшие сбережения, какие тогда ещё не окончились, потому за квартиру он платил сам. Но и то подумал, было, что ему сейчас откажут от жилья. Но женщина поверила ему. Мало того, отправилась следующим утром в гимназию, где учинила страшный скандал, защищая его.

И требуя отыскать виновного в воровстве, а не показывать на первого попавшегося. Инспектора она обозвала инквизитором, извинений ни от кого не приняла и пообещала жаловаться.

Виновный довольно быстро нашелся.

Им оказался поляк, Чеслав Маевский, толстый высокий гимназист, любящий поесть и таскающий еду у всех и во всех классах. Его кулаков боялись и потому не доносили. Но, когда он стянул кусок колбасы уже с директорского стола, забравшись в кабинет того как-то в поисках еды, делу был дан ход, а с Глебушкина все обвинения сняты.

Первое, что сделал Маевский, это сунулся к Савелию с кулаками, но на его защиту внезапно встали все, и драться не пришлось. А после уж и вовсе, когда врага его исключили, и тот убыл в Варшаву, у Глебушкина возникли приятели, и надобность в драках вовсе отпала. По гимназии пошёл слух, что Савелий – настоящий кремень, и сломать его невозможно. А, потому из изгоя, на которого мало кто обращал внимания, он сделался вдруг героем, с которым каждый теперь мечтал поздороваться за руку. Так длилось до окончания гимназического курса, затем денег не стало, и Глебушкин, по протекции бывшего однокашника, устроился в контору Зябликова. Где теперь и обретался. Жалованье его было небольшим, он оставался молодым мечтателем, не знающим покуда, куда направить свои стопы.

Едва он почувствовал на запястьях своих веревку, как закричал отчаянно, дёрнул головою вверх и, очевидно, попал, потому как услыхал вскрик боли и шипение. И вдруг раздался отдаленный топот ног и вопль Акима:

– Савелий Яковлевич!!!

Затем загрохотала мебель, стукнула о стену дверь и раздалась возня, какая бывает, когда двое сцепились в жестокой схватке. Топот и сопение слышались совсем рядом, и Глебушкин, поняв, что его сейчас затопчет это стадо неизвестных, отполз в сторону, пытаясь развязать стянутые за спиною руки.