– Приглушите голос! Немедля! Вы не дома! – Донеслось до Акима. Голос показался ему вроде бы знакомым, но он его не узнавал до конца.

– Вот именно, милейший. Я не дома! Вместо того, чтобы пить сейчас чай, сидючи в кресле, я стою тут с вами! А из-за чего? Из-за того, что вы обманули меня!

– Я?! Обманул? С какой стати вы это утверждаете?

Голоса снизились ещё, и Акиму пришлось напрягать слух, чтобы понять продолжившийся разговор.

– В конверте не было денег, милейший! Не было! А вы обещали, что будут!

– Никто не мог знать такого! Я сам остался в накладе!

– В каком накладе? В конторе орудует полиция! А вы сказали, что все пройдёт гладко! И никто ничего не заметит!

– Никто и не должен был ничего заметить! Я знал разве, что там окажется этот чёртов кот. И бросится на вас!

– А вдруг он бешеный? Я же могу погибнуть!

– Не нойте! Он не бешеный. Просто вы слишком трясли своими… – Тут слышно не стало, потому что говоривший перешёл на шёпот…

– Негодяй! Как вы смеете? Вы обязаны компенсировать мне издержки. Мне пришлось обращаться к доктору. Царапины ещё не скоро заживут!

– Не трясите ещё и своими грязными руками перед моим носом!

– Да я вам его сейчас совсем расквашу, любезный!

– Что? А вы сумеете? Вы? – Опять шёпот и издевательский смех.

Аким высунулся из-за угла и вгляделся в говоривших. Их было двое. Оба стояли в дурно освещенном тупике, и их фигуры терялись в темноте. Лица разглядеть не представлялось возможным. Раздался звук, похожий на пощёчину. Затем возмущенный вскрик, и резкий голос произнес:

– Убирайтесь! И не ищите меня более! Я не желаю вас знать. Уже жалею, что позволил себе связаться с вами! И запомните, вы должны мне за работу. Принесёте обещанное, и я вас знать не знаю.

– Чтоооо?

– Что слышали, милейший! Чтобы завтра деньги были у меня, иначе, я сообщу о вас.

И в проходе послышались решительные шаги.

Аким дёрнулся, шагнул назад, уходя дальше и прячась за дерево, чтобы как следует разглядеть говорившего, когда он выйдет на свет, как со спины донеслось:

– Дворник! Дворниииик! Аким!

Он обернулся. Подле него стоял управляющий из дома генеральши.

Сама она обозначала его дворецким, а домашние и лакеи называли бурмистром, чего он не терпел и завсегда на такое огрызался.

Это был невысокий сухонький человечек без бороды и усов, но с длинными тонкими волосами до плеч, Серафим Сигизмундович Ивченко.

– Госпожа Прокопьева тебя кличет. Дорожки убрать от снегу…

Аким поклонился и спросил:

– А садовник ейный? Не способен?

– Тебе милость оказывают, дурачина! – Управляющий нахмурился. – А ты ещё кобенишься, черт! Заболел садовник. Инфлюэнца, должно быть.

– Эта инфлюэнца твоя русской горькой обзывается! Я его в трактире вчерась видал. Он песни орал да смеялся не к месту. – Ухмыльнулся Аким. – Вот, говорил я Алёне Адамовне, что ненадёжный он у ней. А она его жалеет все…

– Не твоего ума это – такие вещи разбирать! Алёна Адамовна – женщина в разуме отменном. Ей лучше знать, кого жалеть, а кого нет.

– Само собой. Разве ж я спорю? – Аким пожал плечами и оглянулся.

Фигура в плаще, укутанная в длинный вязаный шарф по самый нос, двигалась к выходу со двора, и понять, кто это был, не представлялось возможным. Тьфу! Как не вовремя управляющего принесло!

– Пойдёшь?

– Скажи им, примерно через час буду.

Господин Ивченко кивнул и пошёл восвояси, ни разу не оглянувшись.

Аким быстро снял с себя передник, оставил метлу, замкнул дворницкую на ключ и решительно направился к конторе. Василий двинулся за ним, держа лохматый хвост свой трубою и перепрыгивая небольшие сугробики снега.

Глебушкин как раз решился налить себе чаю, держа в руках половину калача, когда увидел Акима чрез стеклянные двери.