– Особо хвастаться нечем, – немного смутившись (что не ускользнуло от нагловатого и внимательного взгляда хитрющей красавицы), начал юноша невеселую, трудную повесть и почему-то отвёл в сторону зеленоватые, с карим оттенком, глаза, – сколько я себя помню, всегда при мне находился предприимчивый воспитатель, в конце концов оказавшийся мне родимым отцом. Он обучил меня всему, что я сейчас умею, и рассказал, как можно находить выход даже из самой, казалось бы, безвыходной ситуации. В общем, если быть кратким, все юные годы я прожил за ним, особо ни в чем не нуждался и нисколько не задумывался, откуда берется наше материальное благополучие, обеспечивающие нам более-менее сносное состояние и позволяющее моему наставнику нигде не служить, ничем доходным не заниматься.

– Видишь, как в конечном итоге всё складывается не очень-то даже и плохо, – мисс Доджер озарилась и лучезарной, и простодушной улыбкой (при ее-то скептическом, почти паническом, недоверии, выработавшемся к посторонним людям с раннего детского возраста?), – теперь ты знаешь, что существующее благосостояние было награблено твоим пиратским родителем… Но!.. – неожиданно она осеклась. – Запоздалое прозрение не должно повлиять на ваши с ним отношения, ведь он – вопреки всем трудностям! – тебя не бросил – и плохо ли хорошо ли? – но все-таки вырастил, – для воспитанницы детского приюта, обозначенное обстоятельство являлось особенно важным.

– Всё верно, и я склоняюсь к точно такому же мнению, – не стал спорить застенчивый парень, возвращаясь к основному повествованию, – но вплоть до настоящего времени я ничего не знал и всегда считал, что мои родители давно уже умерли и что единственный мне близкий человек на всем белом свете – это мой воспитатель, на моей памяти всегда почитавший моральные принципы и существовавшие людские законы; он и меня склонял к неукоснительному их исполнению.

– А заодно обучил тебя фехтованию и корабельному делу, – неусидчивая красавица вновь не смогла удержаться от колкой иронии и самодовольно закончила за юношей правдиво-справедливую мысль.

– По совести, так оно и было, – согласился с утверждением почтительный Рид, воспитанный в самых лучших традициях эпохи колонизации, – я прилежно учился всему, что преподавалось мне умелым родителем, признаваемым мной в качестве степенного воспитателя, и постигал естественные науки, способные впоследствии сослужить хорошую, если и не самую нужную службу. По чести сказать, единственное реальное испытание, какому мне за все молодые годы случилось подвергнуться, – это пленение нас Бешеным Фрэнком, славящимся как кровожадный разбойник, жестокий и беспощадный, по сути неуловимый, а в сущности держащий в страхе всю прибрежную акваторию.

Молодые люди проговорили до самого вечера, и солнце уже потихоньку стало клониться к закату, когда на верхнюю палубу стали подниматься пробудившиеся пираты, а следом за ними и проспавшийся капитан. Воодушевленный вновь вернувшимся статусом, он сразу же обозначился прескверным характером, некогда им утраченным, но вновь «проснувшимся» и теперь «просившимся» выйти наружу.

– У, обалдуи беспечные, – сказал он пускай и строго, но по большей части с непредвзятой иронией, – чего это вы мне дали столько проспать и не разбудили чуть раньше?! Хотя… – сказал он уже более дружелюбно, потягиваясь в сладостной неге, – какая сейчас-то великая разница: море спокойное, ветер попутный, идем мы уверенно, то бишь никуда не опаздываем. Единственное, нужно будет потом, при наступлении ночи, по звездам скорректировать курс, пока же, мне видится, путь проходит нормально. Чем молодежь вы тут, пока мы почивали, позанимались? – ощерился он интриговавшей ухмылкой и без лишних предисловий перешел ко второму вопросу: – Ничего плохого не делали?