…Пусть всегда будет небо,
Пусть всегда будет мама,
Пусть всегда буду я…

«Пусть всегда буду я!», ― улыбнувшись, повторил я слова песни и со смаком потянулся: скоро вставать. В новостях объявили об открытии вчера сессии Верховного Совета РСФСР, на которой присутствовал Никита Сергеевич Хрущёв.

В палату вошла Ирина Николаевна. Она прошла по проходу вдоль кроватей, проверяя все ли на месте, вернулась к входной двери и, вторя сигналу горна, звонко скомандовала: «Отряд, подъем!»

– Подъем! ― завопил дурным голосом Кузя и, приподнявшись с постели, треснул подушкой соседа по кровати, Витьку Ефимова. Сделав чёрное дело, громко продекламировал:

Тех, кто спит ― того убьём,
кто лежит, тому навесим,
кто бежит ― того побьём!

По похожему напеву горнист и подавал сигнал «Подъем».

– Кузнецов, ну-ка уймись! ― прикрикнула на него Ирина Николаевна.

Вставали неохотно, не расшевелили нас и вопли Кузи. За каникулы многие отвыкли просыпаться рано, в том числе и я.

– Выходить на зарядку, мухи сонные, ― продолжала командовать Ирина Николаевна. ― Форма одежды ― трусы. Майки не надевать! ― Дождь там на улице. Я выходил. Холодно. Да ещё без маек, ― сказал Юрка Круглов. ― Вон, в чём надо зарядку делать, ― указал он на плакат, висевший на торцевой стене палаты.

На нем московский пионер на фоне сталинской высотки делал утреннюю зарядку в трусах и майке. Ниже надпись: «Пионер закаляет себя. Каждый день делает физическую зарядку».

– Разговорчики! Нет там дождя. А закаляться кто будет, Александр Сергеевич Пушкин? ― возразила Ирина Николаевна и упрекнула: ― Будущие защитники Родины, называется!

Я улыбнулся, вспомнив вчерашний разговор: «советский писатель негр и эфиоп Пушкин».

– Печенин, а ты что улыбаешься? ― обратила на меня внимание пионервожатая.

Вот те на. Быстро она мою фамилию запомнила, подумал я. Лучше всё-таки не выделяться. Потом сообразил, меня же вчера звеньевым избрали ― вот и запомнила.

***

Ночью действительно прошёл дождь, песок на спортивной площадке был влажным. По требованию Ирины Николаевны мы вышли на зарядку в трусах, а девчонки ― кто в чём: кто в юбках и футболках, кто в трико. Я поёжился, было прохладно и сыро.

Нас и девчонок построили за зданием отряда в одну шеренгу по росту. Слева от меня Юрка Кузнецов, справа ― Рудый. За нашими спинами площадка для утренней зарядки в виде прямоугольника, посыпанная крупным песком. Он разбит на квадраты, пронумерованные гашеной известью по количеству ребят: по десять квадратов в четыре ряда. Ирина Николаевна дала команду рассчитаться и, после расчёта, объяснила, что после команды «На зарядку становись!» каждый должен занять своё место, согласно своего номера.

Громкоговоритель с площадки общих построений громыхнул песней:

Не мороз мне не страшен, ни жара
Удивляются даже доктора,
Почему я не болею,
Почему я здоровее
Всех ребят из нашего двора…

Мы ещё стояли в строю, когда из-за здания отряда неожиданно нарисовалась известная личность, Белобородов Геннадий Николаевич. Он заместитель директора пионерлагеря по воспитательной работе и парторг. Ему уже, как древнему мамонту, под тридцать. Лицо, чуть сплющенное у висков, татуировка ― якорь на тыльной стороне руки. Сегодня он в трико, растянутом на коленях, и с голым торсом. Есть такое выражение: «ложка дёгтя в бочке мёда». Так вот, Белобородов и есть ложка дёгтя в нашем пионерлагере. Он, со своими армейскими замашками, жизнь нам портит. Трубил радиотранслятор:

…Потому что утром рано
Заниматься мне гимнастикой не лень…

От старших ребят я знаю, что он окончил Ленинградское высшее общевойсковое училище, а всё равно дурак дураком. Говорят, что он попал под сокращение армии, которое провели в шестидесятом году по приказу Хрущёва. Тогда армию сократили на треть, и многие из офицеров оказались на гражданке. Поэтому и злой, наверное. Все остальные, хоть воспитатели, хоть вожатые, хоть персонал лагеря и даже директор относятся к нам более-менее доброжелательно, если и журят, так за дело. И вообще, если бы не он, в лагере было бы не так уж и строго. Нас он по распорядку дня жить заставляет.