С вишней… — разглядываю вывалившуюся у моих ног начинку. А когда поднимаю глаза, она уже со всех ног припускает к дому Огнева, вопя и зовя на помощь.

— Паша! Да где ты?! Па-а-аша! — голосит во всю мощь лёгких, переходя в завывания. — Павлуша, открывай, миленький! Она меня щас сожрёт!

Степень моего офигевания не передать словами.

Нормально устроился. Нет, ну а что? Пока одна ему сдобу ещё горячую в ливень приносит, «миленький», значит, мне вдуть не против.

Трахай его только не словами. Ещё и борщ наваристый подай! Типичный мужик. Ёбарь-террорист.

Вот это я удачно вышла. А то чуть не поплыла. Глаза у него… реснички… кубики…

Совести только нет!

Галчонком он меня назвал! Нашла кого слушать! Пока я тут уши развесила, он небось уже до трусов разделся и на кровати разлёгся. Благодарности ждёт.

Но как я не обзываю его мысленно последними словами, взгляд этот васильковый из головы не идёт. Красивый зараза. Жаль, что тоже кобель.

Погубит он меня. А бабы его ещё и камнями забьют! Вон меткие какие, не промажут.

5. Глава пятая, где Галка гнёт пальцы и мужскую гордость

Павел

— Птица!

— Что?

— Заткнись, вот что!

— То-о-олько, — ещё громче заливается пернатое исчадие, — рюмка во-о-одки на столе!

Я терпеливый. Спокойно переношу шум перфоратора, шорох пенопласта и новогодний концерт на главном канале. Но этот попугай заткнул за пояс всё!

Я готов научиться варить суп. Уверен, варево из этого безбожника не может получиться хуже, чем его вокал. Приходится напоминать себе, что Обломова такой кулинарный экспромт не оценит. Между нами и так воздух трещит от напряжения. Годков прибавили, а мозгов как будто не стало больше. Причём такое чувство возникает только рядом с ней. Всегда так было. Стоит Гале появиться на горизонте, и мой язык начинает молоть всё подряд.

Пока хозяйки нет, решаю сломать систему и начать жёстко фильтровать, что говорю. Можем же мы хоть разок пообщаться по-человечески?

Подключаю свет в доме, завариваю чай. Выбор трав у тёть Нюры как в гипермаркете. Половину корешков и цветочков я впервые вижу. Щепотку того, листик другого и вот уже от заварника поднимается аромат цветущих лугов. Попугай, поняв, что зритель из меня пассивный, обиженно затыкается. Хороший знак, я считаю.

— Спасибо за баню. Не буду тебя задерживать, — температура Галкиного радушия будто понизилась до минусовой отметки.

И так недобро сверкают её глаза, так выразительно шлёпаются в алюминиевый тазик грязные вещи, что сомнений не остаётся — чем-то я её уже взбесил.

— Прости за наволочку, я не хотел тебя пугать, — включаю интеллигента, как обещал себе. — Ты к нам проездом или на всё лето? — добавляю миролюбиво, когда пауза затягивается.

— Пока не решила. А что?

Галка демонстративно убирает со стола вторую чашку, отходит к окну и принимает позу надменного безразличия, что по всем признакам следует понимать как «сдрысни отсюда».

Я подбираюсь ближе под предлогом, что через всю комнату стрёмно орать. Двигаюсь медленно, как удав, гипнотизирующий кролика.

— Если нужна будет помощь, траву скосить или дом подлатать, обращайся.

— Расценки всё те же? Тарелка борща или прайс подороже? — хмыкает Обломова, стреляя по мне колючим взглядом. Причём выражение её лица становится ещё более постным. Безразличие в каждой мимической морщинке показывает: она внимательно НЕ слушает.

— Раз уж мы заговорили о ценах, мне тоже не помешала бы женская рука.

Держусь роли, где я добропорядочный сосед, стараясь при этом не представлять, чем именно она мне может пригодиться в этом балахоне, волнующе сползающего с острого плеча.

— А что так? — насмешливо выгибает Галка бровь. — Своя рука уже не удовлетворяет?