— Тебе видней, — усмешкой даёт понять, что отмазки мои шиты белыми нитками. — Приглашение в баню ещё полчаса актуально. Потом она остынет. Сходи попарься, а я пока защитника твоего посторожу. Коты у нас здесь тоже не пальцем деланные, могут запросто загрызть добычу по свинью включительно.

Вряд ли местные коты обучены проходить через стены. Но то, что он останется здесь, подкупает. Картинки горячего пара волнуют потаённые струны промёрзшей души. Мой язык и ноги, окоченевшие в сырых носках, категорически против отказа.

Кивком благодарю Пашу за предложение и возвращаюсь к платяному шкафу.

Фривольные пижамы, как дань сожительства с Демьяном, для дефиле перед чужим мужиком не годятся. Пусть полежат пока в багажнике, я что-нибудь из бабушкиного неглиже позаимствую. Вот, например, эту фланелевую сорочку в пол. Скромно, непритязательно и нигде не просвечивает.

Взяв банное полотенце, с улыбкой провожу пальцами по веточке сухой лаванды. Каждая вещь в аккуратных стопках проложена сухоцветами. И пахнет так щемяще, детством…

— То-о-олько рю-ю-юмка водки на столе! — выводит меня из ностальгической дымки истошный вопль Яшки. Отлично, теперь он затянул любимую шарманку.

— Эй ты! Как тебя? — слышно как стучит по клетке Огнев. — Заткнись, а?

Бесполезно. Но пусть пробует. Некогда будет подглядывать, если появится такой соблазн.

— Ве-е-етер плачет за о-о-окном!..

— Да блин! Птица!

— Покорми его, — бросаю, проходя мимо кухни.

— У него полно еды! — возмущается Паша.

Наивный.

Ладно, подскажу. Яшкин вокал способен извести даже тараканов. Что-то среднее между кудахтаньем и хором в психушке...

— Возьми в коробочке на столе цукаты. Только без фанатизма, может с пальцем отхватить.

Ну всё. Инструкции вроде оставила, моя совесть чиста. А тело ещё нет и рискует остаться без водных процедур, если не потороплюсь.

Зонта ожидаемо не видать. Вместо него, на крючке висит большой отрезок прозрачной клеёнки. Как говаривала бабушка — наши ветра легко ломают спицы. На ноги обуваю калоши и выхожу в ненастье.

Огнев не соврал. Жара в парилке ядерная! Долго не засиживаюсь ещё и потому что время позднее. Человек такую услугу оказал, хоть и встретились по-дурацки. Но разве у нас бывает иначе?

А ещё Галчонком меня никто не называл. Приятно так…

Дождь льёт как из ведра. Выбирая одежду, я не учла одного: сорочка-то белоснежная, забрызгаю по лужам, жалко. Цепляю клеёнку к голове невидимками на манер фаты. Обратно возвращаюсь по растущему через дорогу клеверу, чинно придерживая свёрток с грязной одеждой. Эпичная как призрак.

Глаза довольно быстро привыкают к темноте и женскую фигуру, идущую навстречу вдоль забора Огневых, я замечаю первая. Гремит гром, сверкает молния. Я, наконец, могу детальней рассмотреть вторую ненормальную, что вышла погулять в такую бурю.

Особа, надо сказать, занимательная. Такая… слегка бодипозитивная, в блестящем красном платье, кожанке и рыбацких сапогах. Зато с пропорциями её бюста может соперничать разве что Машка-фитоняшка и русая коса, толщиной с мою руку.

Растерянно таращимся друг на друга. Я на неё. Она — на меня.

Я вспоминаю, что в деревне с каждым принято здороваться. И открываю рот…

Вдруг гремит так, будто небо раскалывается. Молния с треском бьёт до самой земли.

Девица лупит на меня глаза по пять копеек.

— Далеко собралась? — пытаюсь улыбнуться и предложить переждать у меня непогоду.

Она жмётся к забору.

И как начнёт трясти зонтом, осеняя себя крестным знаменем, как завопит:

— Чур меня, нечисть!

А я, между прочим, крещённая и даже уже умытая. Обидно. Особенно когда эта блаженная очень метко запускает в меня корзинкой с пирожками.