– Говорил.

– Зря. Лучше б я сама врезала ему… И что он ответил?

Валентин обреченно вздохнул. От Макарова, похоже, даже отсутствующего, избавиться не удастся.

– Ответил, что плохой танцорше физики мешают. И велел тебе кланяться.

Катя сверкнула глазами.

– Помешать мне он не способен! А плохая ли я танцорша, судить не ему!

Проводив ее до подъезда, Валентин, награжденный поцелуем в щеку, поехал домой. Стоило ему приоткрыть дверь квартиры, взволнованная Ольга выскочила в прихожую. Следом за ней, однако, вышли родители, и начался обмен впечатлениями от событий дня. Брат с сестрой, переглянувшись, важный разговор отложили.

За семейным ужином Ольга артистично чирикала о школьных своих делах, а Валентин меж тем обдумывал, как подсластить ей горькую пилюлю. И не придумал ничего лучше так называемой шоковой терапии. Оставшись с сестрой наедине, он выпалил:

– Выкинь дурь из головы: никому ты там не нужна. У Татьяны Андреевны на такую старуху, как ты, нет времени. Понятно?

Казалось, Ольга заплачет.

– Зачем же она звала родителей?

– Затем и звала, чтобы убрали тебя с ее глаз подальше.

– А ты не свистишь?

Валентин положил руку сестре на плечо.

– Плюнь, Оль. Жила ведь без балета…

Девочка сбросила его руку.

– Ничего ты не понял, тупица! Я этого не переживу! – Она устремилась к двери.

Валентин вслед ей крикнул:

– Ну давай, вешайся! Мир понесет невосполнимую потерю!

Он мерил шагами комнату. Настроение было препоганым: с Катей все шло как-то наперекосяк, а тут еще Олька… Валентин попробовал читать статью в физическом журнале – бросил на середине, даже не уловив сути. Принялся за английский детектив – та же, примерно, история. Разумно было сдаться, и отойти ко сну.

Сестра мягко растормошила его ночью. Присев на постель, она прошептала:

– Я так этого не оставлю. Расшибусь в лепешку, но не оставлю.

– Спалишь училище? – спросонья буркнул Валентин. – Угомонись, Христа ради.

Девочка направилась к себе, обронив на ходу:

– Вот увидишь!

Утром она пошла в школу. Отсидела кое-как три урока, ухитрясь даже получить пятерку по литературе. Затем отпросилась с истории, соврав, что болит горло. Дома, в одиночестве, Ольга наскоро перекусила (причем с аппетитом) и помчалась в балетное училище.

Педагогиню она поймала на лестничной площадке между вторым и третьим этажами. Однако и рта раскрыть не успела, как та окрысилась:

– Опять ты здесь? Кажется, вчера я доходчиво все объяснила твоему брату. Или недоходчиво?

Ольга набрала в грудь воздуха.

– Я не старуха, Татьяна Андреевна! Честное слово!

Педагогиня подавила улыбку.

– Ты хорошо понимаешь, что речь идет о балете.

– Татьяна Андреевна, я справлюсь! У меня все получится!

– Не сомневаюсь, дорогуша: с твоим-то напором… Но не у нас, извини.

Щеки Ольги пылали.

– Ну испытайте меня! Вы сами увидите…

– Боже, что за липучка такая! – Педагогиня двинулась вверх по ступенькам. – Пойми, тебе уже не вписаться в учебный процесс.

Семеня за ней, Ольга выложила последний свой козырь:

– Я художественной гимнастикой три года занималась! Сальто могу крутить!

Педагогиня взглянула на нее сверху вниз.

– Так может, тебе в цирк? Идея неплохая, подумай.

– Я не хочу в цирк, Татьяна Андревна! Позвольте мне только…

– Дорогуша, у меня трудный день. Всего тебе доброго.

Ольга смотрела ей вслед полными слез глазами. Затем спустилась в вестибюль и, как приговоренная к казни, опустилась на стул у стены. А рядом, не обращая на нее внимания, сновали балетные дети всех возрастов. Возвращаться домой было тошно. Ольга сидела, сгорбясь, словно у нее болел живот, и услыхала вдруг насмешливый голос:

– Что это? Крушение надежд или глубокая медитация? – Перед ней стоял румяный с морозца Макаров в куртке и с сумкой на плече. Волосы его, как обычно, топорщились.