6. Письмо к нему же, в коем уведомляет, что немец Коль, бывший в муниципалитете, бежав, был гувернером в Рязанской губернии и что у него найден лист с подписью под руку государя императора.
7. Письмо генерала Котлубицкаго о подозрении в шпионстве на профессора Феслера.
8. Письмо некоего Наумова, в коем упрекает, что он не определен в службу и что предположение о спасении Москвы он представит высшему правительству.
9. Две записки о собиравшихся лицах у Поздеева.
О получении сих бумаг покорнейше прошу почтить меня уведомлением…» (л. 1–2).
11 февраля 1827 года граф Бенкендорф ответил: «Милостивый государь граф Петр Александрович. Доставленные ко мне по высочайшему повелению при почтеннейшем отношении вашего сиятельства от 7 сего февраля бумаги, найденные после кончины генерала графа Ростопчина, мною получены…» (л. 3).
После этого документа в деле, по-видимому, были удалены около 35 листов, поскольку сохранилась прежняя пагинация: современный архивный номер листа – 4, а прошлый – 39.
Рассказывают, что граф Ф.В. Ростопчин завещал все бумаги своему младшему сыну Андрею (родившемуся 13 октября 1813 года), а разобрать их после своей кончины поручал душеприказчику А.Ф. Брокеру>228. Куда делись многие бумаги отца, граф Андрей Федорович не знал. Он считал, что они забраны правительством. Сохранилось письмо А.И. Тургенева князю П.А. Вяземскому от 16 ноября 1836 года, в котором говорится: «Вчера на бале у Пашковых… встретил я графа Ростопчина и сказал ему, что сообщил тебе отрывок. Он не противоречил, а сказывал, что все бумаги отца отобраны были у него правительством». Речь идет о «Последнем дне царствования Екатерины II и первом дне Павла I»>229. В приведенном выше списке его нет. Однако, как нам удалось установить, рукопись этого произведения Ф.В. Ростопчина, написанная наполовину им самим, находится в настоящее время в РГАДА. М.А. Дмитриев писал по ее поводу: «Граф Ростопчин оставил после себя записки, которые должны быть очень любопытны и из которых я знаю только один отрывок о кончине императрицы Екатерины и о первых днях царствования императора Павла. Эти записки представлены были покойному государю Николаю Павловичу; а копии с них не было. Таким образом, этот драгоценный документ правдивой истории, без сомнения, хранится и поныне; но у наследников Ростопчина его уже нет»>230.
Здесь же возникает вопрос и о знаменитых копиях, которые Ф.В. Ростопчин будто бы сделал при просмотре бумаг Екатерины II; прежде всего ОР3. П.И. Бартенев, возможно основываясь на словах А.Ф. Ростопчина, в 1875 году замечал, «что граф Ростопчин прибирал бумаги в рабочем кабинете Екатерины немедленно после ее кончины и некоторые из них, как нам положительно известно, успел списать»>231. Куда же делись эти списки? П.И. Бартенев копии ОР3 явно не видел.
Вернемся к рассматриваемому делу. 9 декабря 1856 года с просьбой на высочайшее имя обратился сын Ф.В. Ростопчина – Андрей. Он писал: «Ваше императорское величество. Во время коронования блаженной памяти незабвенного родителя Вашего государя императора Николая Павловича переданы были графу Бенкендорфу бывшим в то время опекуном моим действительным статским советником Брокером некоторые бумаги покойного отца моего и в том числе собственноручные записки его о 1812 годе. Всемилостивейший государь, удостойте повелеть возвратить мне означенные бумаги, столь драгоценные по воспоминанию для меня и семейства моего и которые будут навсегда непрекосновенно хранится в роде моем…» (л. 5–5 об.).
Дело было доложено императору, о чем князь Долгоруков был уведомлен следующим письмом от 24 декабря 1856 года: «Милостивый государь князь Василий Андреевич. Его императорское величество вследствие доклада моего, Высочайше повелеть соизволил препроводить к вашему сиятельству для рассмотрения и доклада Его величеству всеподданнейшее прошение отставного штабс-ротмистра графа Андрея Ростопчина о возвращении ему бумаг умершего отца его, представленных в 1826 году покойному генерал-адъютанту графу Бенкендорфу. Во исполнение таковой Высочайшей воли имел честь препроводить при сем к Вам, милостивый государь, означенную просьбу…» (л. 4). На его полях можно разобрать следующие резолюции: карандашом Александра II с требованием справки, а затем пером – отказ.