Куда устремившийся взгляд

С земным разлучится бы рад.

И даже сам бог Аполлон^>20

Напевом её был смущён,

Он слушал её со вниманьем,

Глядел на неё с обожаньем,

Любуясь прелестною девой,

Внимал её чистым напевам;

И чудные песни зажгли

В нём пламень небесной любви,

Которую знать не могли

Живущие в лоне земли –

Она неподвластна закону

Земному, всему суетному,

И мук её всех не сочли

Лежащие в низкой пыли.

Им вместе идти не дано –

Вот горе какое одно

Терзает влюблённых сердца –

Вдвоём им не быть до конца…

Им Зевс-громовержец не внемлет,

Объятья сурово разъемлет;

Жесток их судьбы приговор!

Ни стон не поможет, ни спор –

С любимою Феб разлучён,

Ведь Зевсу покорен и он:

Не должен отдаться порфире

И браку поющий на лире,

Свободен быть должен певец,

Лавровый его ждёт венец.

Зевес^>21 повелел Аполлону

Над музами быть вознесённым:

Учить, надзирать, вдохновлять…

И вот он свободен опять,

И нежной своей Каллиопе

Наставником будет, не боле…

Вот песни её с той поры

Такою печалью полны,

Такое в них слышалось горе,

Что стало тоскливым и море!

Так волны печально и хладно

Катились на брег безотрадный…

Вмешалась сама Мнемозина!^>22

Ей жаль и Зевесова сына,

А более – дочери милой ‒

Чувствительной, кроткой, ранимой…

Летит Мнемозина к Эагру

Трясти его старые жабры,

Приятеля чтобы пронять –

Спасти её дочь и принять

В объятья свои, стать ей другом,

Поддержкой, любимым супругом.

Зачем же просить ей Эагра

С его ревматичной подагрой?

Эагр – не владыка Небес,

А речки своей только «Зевс»;

Но лишь увидал Каллиопу,

Её благодатную стопу,

Головку, сияние глаз –

В неё он влюбился тотчас,

На всё ради девы готов!

А мы понимаем без слов,

Что жёстких, суровых оков

У времени он не свободен –

Беспомощен он и бесплоден…

Но мысль промелькнула иная –

Шальная весьма, озорная:

Быть может, кто знает, а вдруг

Такой ей и нужен супруг?

Как часто мы знаем примеры,

Где верность берётся на веру,

Где слепо семейства отцы

Рогатые носят венцы;

Иль в милой и юной супруге,

Её уподобя подруге,

Они обретают лишь дочь,

Пока не сумеет помочь

Какой-нибудь друг благодатный,

Любезный и очень приятный,

Который берётся за дело,

Где всё бы бурлило, кипело,

Рыдало, смеялось и жгло,

И всех забавляло б оно –

Как вдруг появлялся и плод

От долгих приятных "щедрот"!

Участия милого друга

Дождалась Эагра супруга,

И другом ей стал Аполлон;

Здесь выполнен Зевса закон –

Учится ведь нужно у Феба^>23!

И в том помогала им Геба:

Укромное место найти,

Где мог Аполлон снизойти

К любимой иль быть к ней поближе:

Теснее, повыше, пониже…

И в каждой из тысячи поз

Искусство изящества внёс, –

То ручек касаясь, то талии,

То ножки её обнимая ли,

В лобзаниях жарких пылая ли,

Но в музыку всё превращая

И пеньем созвездья пленяя.

Любовь превратилась в Мелодию,

Мелодия стала же – плотью!

Вот сын её – дивный Орфей^>24

Гармонией явлен своей.

Преданье гласит, что не криком

Он Мир огласил – нежным кликом…

И слог его первый был "ЛЯ" –

Ему улыбнулась Земля.

Вторым его звуком был "РЕ" –

И замерло всё на Земле.

А третий был отзвук "ДО-СОЛЬ";

Проснулся Уран^>25 тут: «Постой! –

Он молвил, – окрепни, мой внук,

Весь мир обратишь ты во слух,

И будет покорно тебе

Живущее всё на Земле!»

Луч солнца и звёзд песнопенье

Приветствуют Чуда рожденье.

Дары обретает небес,

И даже суровый Зевес

С улыбкой глядит на Орфея,

Его бесконечно жалея, –

Предвидит его он судьбу…

Единственный, кто в ту пору

Их радости не разделял,

Кто злился, безумно страдал –

То был рогоносец-Эагр.

Он не был совсем как Икар^>26

И на небе звёзд не хватал,

Но всё он и всех проклинал.

В болотной трясине погряз,

Не кажет оттуда и глаз

От злобы, стыда, отвращенья –

Младенца на свет появленье

Никак ведь его не касалось,

И всё ему мерзким казалось!