Сарга внимательно озирал подобие рукотворного озерца, расположившегося у основания собора. Но он не мог рассмотреть деталей, словно увиденное ускользало, не успев толком закрепиться перед циклопическим кошачьим оком. И все же алакил ощущал движение в искаженной части пространства. Не обращая внимания на иллюзорный заслон, он уверенно двинулся в сторону черных теней, имитирующих стены лачуги, на ходу прислушиваясь к сбивчивым мыслям, исходящим изнутри. Не сбавляя хода, он стал прозрачным, рассыпчатым, теряя плотность.

Беспрепятственно пройдя сквозь черные преграды, Сарга столкнулся с источником чужеродных мыслей – мужчина в бесформенной меховой мантии болотного цвета, наполовину вылезший из черной размытой оболочки живого тела, скорчившегося в подобии молитвенной позы. Он яростно пытался мыслить, но все его усилия превращались в набор невнятных звуков, ведь лицо мужчины, как и ладони, постепенно засасывало в пол. Из лунок, захвативших конечности жреца-неудачника, сочилось мутное подобие воды. Пол вокруг набиравшихся лужиц словно ожил: там и тут набухали, созревая, россыпи маленьких моргающих глазок, земля то вздувалась, подобно дышащей груди, то резко опадала, пульсировали, имитируя вены на теле живого существа, выпуклые бугорки иллюзорных половиц. Под полом происходило какое-то движение. Сарга не спешил покидать своего призрачного облика, паря вокруг пойманного жреца. Он оценивал обстановку, присматриваясь к пульсирующим дырам в полу. И его наполняла дрожь и холод, отчаяние и меланхолия – чего обычно не случалось при встрече с родившимися богами. Удивляться странному ощущению, вторгающемуся в сознание, не было времени. Алакил приблизился к жрецу, вновь становясь осязаемым. Быстрым движением он ткнул пальцем в темный силуэт, туда, где должны были располагаться глаза. Места, которых коснулся Сарга, едва заметно засветились тусклым зеленым светом. Жрец застонал еще сильнее, задергался, безрезультатно пытаясь высвободиться из неждан ной ловушки.

Алакил сосредоточил взор огромного глаза на другой руке, зашелестев неразборчивый стих. Его мысли звучали приглушенно, но, словно сонный мираж, ладонь начала чернеть, меняя очертание. Пятерня алакила чудовищным образом изменила формы, став похожей на искореженные ветви, тонкие щупальца, клубок запутанных корней – на что угодно, только не на человеческую ладонь. Он слегка скривился, переводя взгляд на вторую руку – с ней тут же произошла идентичная пугающая метаморфоза. Он присел у головы несчастного, погруженной в пульсирующую дыру уже по шею. Россыпь отвратительных глазок, замерев, уставилась на алакила. Тот просунул ширящиеся отростки в щель, что мертвым хватом удерживала голову жреца.