– Что же ты стоишь, лети, птичка, лети, – подал голос Джеймс.

Гилберт слишком долго стоял в задумчивости и уже почти забыл, зачем они здесь. Под куполом шатра его ждал маленький осколок счастья – полёт. Так вперёд! Пора вернуть себе надежду. Гилберт взмахнул пару раз крыльями. Не слишком ли они ослабли в унылом бездействии? Не попробуешь – не узнаешь! Оттолкнувшись от платформы, си́рин взмыл в воздух. Пьянящее чувство полёта кружило голову, но через мгновения всё тело резко дёрнулось, и Гилберт чуть не прикусил язык. Неверно рассчитав длину цепи, он врезался в её ограничения. Выругавшись про себя, си́рин продолжил лететь по кругу. Первое впечатление восторга и нахлынувших тёплых воспоминаний испорчено раздражением и злостью на эту угнетающую цепь. «Далеко не улетишь, ты всё ещё мой пленник», – ехидно смеялась она лязгом своих звеньев. И всё же маленький кусочек полёта согревал душу. Приятно делать то, для чего ты был рождён. Крылья – гордость си́рина, а небеса – его обитель.

Через пару кругов Гилберт услышал свист Джеймса:

– Эй, птах, пора спускаться!

Неохотно си́рин пошёл на снижение и встал на платформу. Лебёдка втянула длину цепи и мужчины повезли его обратно в клетку. С непривычки мышцы ныли, но это была приятная боль. Гилберт чувствовал бодрость, и настроение у него поднялось вопреки беспросветности заточения. Глаза лучились радостью, а крылья взбудоражено подёргивались.

Запускали си́рина обратно с такой же предусмотрительностью: увеличение цепи, чтобы си́рин мог войти в клетку, верёвка у шеи, наручники, кандалы, закрытие клетки и наконец освобождение рук и шеи. Гилберт потёр лодыжки. Тяжёлые оковы уже успели натереть мозоли.

– Иди, Томас, я немного задержусь, – сказал Джеймс, и его напарник облегчённо удалился. Находиться под прицелом дикой твари ему совершенно не нравилось. И всё равно, что зверь был весь в цепях. Кто знает, что взбредёт в голову этому дикому животному?

Джеймс, убедившись, что Томас ушёл, медленно приблизился к решётке си́рина и посмотрел ему в глаза. Гилберт тяжело вздохнул, словно спрашивая: «Что ты хочешь?»

– Ты ведь не только понимаешь мою речь, но и можешь говорить? – спросил парень.

Гилберт кивнул.

– Насколько ты осознаёшь происходящее? Сколько слов ты знаешь?

Гилберт неопределённо пожал плечами. Как на этот вопрос можно ответить без слов? Он попробовал развести широко руки в сторону.

– Много? – уточнил парень.

Гилберт кивнул. И тут ему в голову пришла идея. Он жестами показал на человека, потом изобразил открытие замка и, в конце указав на себя, взмахнул крыльями.

– Тебе понравилось летать?

Гилберт сделал неопределённый жест. Летать ему, разумеется, тоже понравилось, но донести он хотел совершенно другую мысль. Си́рин вновь повторил свою шараду.

– Ты… Ты хочешь, чтобы я тебя выпустил? – неуверенно предположил Джеймс.

Гилберт энергично закивал. Джеймс удивлённо открыл рот, но, спохватившись, закрыл его и отвёл глаза. Человек молчал, а сердце си́рина трепетало, ожидая ответа. Но его не последовало. Джеймс, не проронив ни слова, развернулся и вышел из шатра. Гилберт, тяжело вздохнув, разочарованно откинулся спиной на решётку.

Джеймс быстро шагал в сторону города. Все приготовления к завтрашнему выступлению закончены, и товарищи по цирку решили отметить своё прибытие в ближайшей таверне. Обычно они праздновали после первого выступления или перед тем, как покинуть город, но в этот раз дорога из-за снега оказалась тяжёлой, и установка шатров в глубоком снегу сильно всех вымотала. Душа требовала праздника или, по крайней мере, хоть какую-то отдушину. К тому же сегодня мысли стервятниками терзали Джеймса.