«Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается». Прошло еще долгих десять лет, прежде чем, я дерзнул вернуться к этой теме. Все эти годы в крестный ход я не ходил и со стороны наблюдал, что с ним происходит.

Внешне все выглядело вполне благополучно. С каждым новым годом число крестоходцев увеличивалось, и в итоге достигло 40 тысяч человек. Начиная с 2005 года, на реке Великой их встречал уже не приход, а мужской монастырь во главе с игуменом Тихоном, некогда водившим крестоходцев. Братия монастыря при участии областных властей трудилась над восстановлением Великорецких храмов и, в первую очередь, Никольского собора – главной святыни обители. Сменились три губернатора, и каждый из них в меру сил помогал в этом важном деле.

В ноябре 2008 года Великорецкая икона в третий раз посетила Москву, где ей поклонились несколько тысяч москвичей и гостей столицы. Специально к этому визиту епархия издала большую книгу, которая обобщила все, что на сегодняшний день известно о вятской святыне и крестном ходе. Отныне не только летом, но в течение всего года в Великорецком можно было встретить паломников, а их география ширилась с каждым годом.

Все это радовало, но моего отношения к крестному ходу не меняло. Напротив, с каждым годом нарастало ощущение, что отмеченные выше проблемы все больше усугубляются. И даже принятие в 2008 году Устава Великорецкого крестного хода, важного и нужного документа, не могло их решить. Потому что для решения требовалось не столько грамотное администрирование или научное изучение древней вятской традиции, сколько богословское осмысление крестного хода, а этого как раз и не было. Казалось, единственное, что могло волновать и журналистов, и власти, и самих паломников – это то, насколько в новом году возросло число участников крестного хода, и что собираются придумать нового областной оргкомитет и епархия для того, чтобы облегчить их путь?

Главные вопросы все также оставались без ответов. Казалось бы, было уместно ожидать их от духовенства, идущего крестным ходом. И, конечно, священники не бездействовали – шли со своими приходами, молились, служили, исповедовали, фотографировали, снимали фильмы о Великорецком крестном ходе. Это было, действительно, важно. Но это не было главным. И в отсутствие главных ответов крестный ход неизбежно сбивался с пути.

Уже невооруженным взглядом было заметно, что значительная часть крестоходцев никак не связывает свой путь с Великорецкой святыней. Так, например, многие их них брали с собой в крестный ход уже не Великорецкий образ, а какие-то другие иконы. Как-то раз, поздно вечером, после вечернего богослужения и исповеди на реке Великой, я шел ее берегом и буквально наткнулся в тумане на чудотворный образ. В полном одиночестве он лежал на аналое посредине поляны, которая утром должна была стать центром торжеств. И ни души рядом с ним!

На следующий день крестный ход на источник собрал тысячи людей. ОМОН еле сдерживал это ликующее людское море. Но, приглядевшись, можно было заметить, что причиной их ликования был не чудотворный образ, который несли священники, а падающие на их лица капли святой воды, яркое солнце, общая восторженная атмосфера вокруг и т. д. и т. п. Икону снова возложили на аналой, праздник закончился, и люди вскоре разошлись, оставив святыню на опустевшей поляне.

Не только в Великорецком, но даже в Серафимовском соборе, где сегодня пребывает список с чудотворного образа, в течение года к нему вовсе не выстраивается большая очередь. Об этом мне говорил протоиерей Андрей Дудин, не только опытный паломник, но также клирик Серафимовского храма. Он с горечью замечал: «Наши отцы, в том числе те, что каждый год идут крестным ходом, везут прихожан за тысячи километров – в Дивеево, Оптину, Лавру, сами едут в Бари и на Афон, но почему-то не к Великорецкой иконе. Почему бы не привезти их в Серафимовский храм, не послужить перед святыней? А мы еще удивляемся, почему Господь отнял и вновь не явит нам чудотворный образ, обретенный на реке Великой! Потому и отнял, что мы к нему равнодушны, и пока не преодолеем этого равнодушия, не явит его вновь».