Странно только, что кричат они (чайки то есть) таким противно-знакомым, явно Витькиным голосом. А впрочем…
Да, увы!
– Дошло? – истошно вопит в трубке этот психопат ненормальный. – Ну, чего ты молчишь? Я ж тебя русским языком спрашиваю: дошло, устраивает?
– Ну, ещё бы! – машинально отвечаю я, не в силах вот так, сразу и полностью вырваться, выпутаться из обволакивающе-мягких объятий сна (да я и не желаю из них выпутываться, чёрт вас всех побери, я спать хочу!)
– Значит, ты поддерживаешь?
– Обеими руками! Ты это здорово придумал, молодец!
– Вообще-то, это не я… вернее, не совсем я… – мнётся Витька. – Но, с другой стороны, что б они без меня… А правда, здорово?
– Ну, я же сказал. Танцую от восторга! Теперь всё?
– Теперь всё!
Я решаю отложить до лучших времён исследование причин столь бурного восторга с моей стороны по поводу пока неизвестного мне Витькиного предложения. Я элементарно хочу спать. Ещё я хочу попасть на маленький зелёный островок своего сна. В конце концов, могу я, наконец, узнать, куда это я плыл всю ночь напролёт! То есть, не куда, а зачем? Зачем я плыл к островишке этому заурядному?
Но бросить трубку как всегда опаздываю.
– Ну, вот и чудненько! Ты, значит, давай пока собирайся… ну а через, скажем так, полчасика мы за тобой заскочим. В общем, собирайся и жди.
– Мы это кто?
– Мы это мы!
– Кто это мы? – не сразу доходит до меня. – Куда это мне прикажешь собираться? Алло! Витька! Алло! Фу ты, чёрт!
Трубка, словно тоже издеваясь надо мной, противно пищит-попискивает коротенькими частыми такими гудочками… а в бедной голове-головушке моей тяжело и надрывно бухают громадные боевые барабаны-тамтамы этих, как их, мумбов-юмбов или юмбов-мумбов… или, что более вероятно, и тех, и других разом, а во рту у меня противный металлический привкус, и язык мой шершав аки наждачная бумага. И чертовски хочется спать!
Некоторое время я ещё тупо и очумело таращусь на злосчастную эту трубку, продолжающую издевательски попискивать в правой моей руке, а потом вдруг ясно и совершенно отчётливо начинаю осознавать, что уснуть сегодня мне уже, увы, не удастся.
День, как говорится, начался!
Я вздохнул и, со всего размаха шваркнув ни в чём не повинной телефонной трубкой по ни в чём не повинному телефонному аппарату, уныло поплёлся в ванную.
Нет, в всё-таки интересно было бы узнать, что было, что ожидало меня там, на маленьком зелёном этом островишке, что я…
Фу ты, чёрт!
Уже подходя к двери ванной, я внезапно остановился, как громом поражённый. Да и было отчего.
Оказывается, я совершенно не помню, как вчера вечером очутился у себя дома. Вечером или ночью, дело не в этом. А в том, собственно, дело, что я, хоть убей, ничего этого не помню. Вот не помню и всё тут!
Отступление. За трое суток до начала событий
– Нина Алексеевна! Нина Алексеевна!
– Что случилось, девочки?
– Нина Алексеевна! Петров…
– Что, Петров? Опять Петров!
– Нина Алексеевна, он там череп нашёл…
– На берегу…
– На палку нацепил…
– Нас пугает!
– Подождите, подождите, не все сразу! Я ничего не поняла. Какая палка, какой череп?
– Обыкновенный, человеков.
– Надо говорить: не человеков, а человеческий.
– Нина Алексеевна, мы первые его нашли!
– Он из песка торчал, а мы подумали – камень.
– А этот Петров…
– Нина Алексеевна, вы его больше на экскурсию не берите! Он только всем мешает!
– А череп такой страшный, такой коричневый весь! Я сегодня всю ночь спать не буду!
– Девочки, девочки, успокойтесь! Петров! Иди сюда! Не прячь, не прячь, всё равно я уже видела!
Холодные струи душа буквально впивались в кожу тысячами мелких острых буравчиков… и тут же, сменяя их, сверху обрушивались на меня целые потоки обжигающе-горячей воды. Рискуя замёрзнуть или свариться вкрутую, я лихорадочно менял воду: горячая, холодная, горячая, холодная… вновь горячая… Я менял воду и отчаянно, без особого успеха, впрочем, решал извечный философский вопрос: вопрос о первичности…