– Превратится ведь, – пояснила она, – а шея-то вон какая. Порвёт твой ошейник – а нет, так удавится.

Этот аргумент пришлось принять, лишаться телохранителя из-за ерунды не хотелось. К тому же прочие пёсики ничуть не возражали против нарядов, и смириться с запретом было не так сложно. Однако теперь только глупые вояки вроде Эрика или того гнома могли спутать Бьорна с обычной собакой.

– Не бойся, – сказала она, садясь на край кровати. – Никто тебя не увидит.

Она потянулась погладить пёсика, но тот отскочил – вернее, попытался, зацепился лапой за одеяло и завалился на бок. Беттина негромко рассмеялась и подхватила его на руки.

– Ну куда тебе тут прыгать, глупый? – ласково спросила она, глядя ему в глаза. – Превращайся, так ведь удобнее разговаривать!

Бьорн совсем по-человечески вздохнул – а потом медленно, неловко покачал головой.

– Не хочешь? Но ты же сам пробрался на этот этаж и разбудил остальных, чтобы привлечь моё внимание… Разве нет?

Пёсик снова заскулил и попытался вывернуться. Беттина надула губки.

– Или… Ты пришёл не ко мне?

Предположение было обидным. К кому ещё он мог явиться тайком? Но пёс неумело изобразил кивок, и Беттина шумно вздохнула. То есть, она обязана соблюдать приличия, а эти глупые курицы, которые так демонстративно отодвигались подальше от её книг – нет?! А может, он вовсе и не на неё смотрел?!

– Признавайся! К Элли или к Долли?

В этот раз скулёж вышел погромче, и на него тут же отозвались остальные псы.

– Тише вы! – шикнула Беттина, опуская телохранителя на пол. Тот тут же лёг и спрятал морду под лапами, но она была слишком сердита, чтобы умиляться. – Превращайся и рассказывай, что тут происходит, сейчас же! Я принцесса, ты должен меня слушаться, не забыл?!

Он подполз поближе и ткнулся носом в её туфельки, мягкие, домашние, а потом положил лапу – прямо на вышитую корону.

Корона… Король… Так это значит…

– Та-а-ак, – протянула Беттина. – Это Эдуард, да? Он и тебя запугал? Вот это всё про приличия, да?

Очередной неловкий кивок. Почему-то захотелось плакать, и Беттина прикусила губу. Боль помогла немного отвлечься, но печальная реальность вдруг встала перед ней в полный рост.

Во всём мире не было человека, который мог бы общаться с ней без оглядки на брата.

Служанки лепетали: «Ах, госпожа, его величество не велели». Дочери аристократов, приглашённые ко двору ей в подруги, мило улыбались и интересовались, какие цвета больше нравятся Эдуарду и предпочитает ли он розы или орхидеи – каждая воображала себя потенциальной королевой и считала вправе смотреть на младшую сестру будущего супруга с обидным снисхождением. Дворцовые стражники и королевские рыцари при её приближении делали каменные лица и на вопросы отвечали односложно – как будто боялись, что за каждый лишний взгляд король лично поотрубает всем головы.

Конечно, у неё была няня. Стоило только попросить, и Хелен расчесала бы её волосы зачарованным гребешком, шепча заклинания, отгоняющие злые сны, а потом просидела бы у её кровати до утра, напевая колыбельные, совсем как в детстве…

Вот только детство прошло. Нянюшка, кажется, и не заметила, но самой Беттине до ужаса надоело чувствовать себя в её присутствии маленькой глупой девочкой. Ей нужны друзья, с которыми можно было бы общаться на равных… Ну почти на равных, она ведь всё-таки принцесса!

Но друзей не было.

И взять их тоже было неоткуда.

Вдруг стало ужасно жалко себя. В горле набух комок, Беттина всхлипнула, опустила голову и обхватила руками плечи. Вот она тут сидит, одна-одинёшенька: поговорить не с кем, послать на кухню за пирожными некого, да и вряд ли в этой глуши найдётся кто-то, умеющий печь настоящие кремовые пирожные. Она-то мечтала, что вырвется из дворца и получит свободу от брата и этикета, но…