– Ты знаешь, что я в разводе? – спросил он ее.
– Да, – она замерла, ожидая, что будет дальше.
Это было только вчера. Наверное, сегодня их слова полностью еще не растворились в мире. Наверное, они еще носятся где-то между землей и небесами.
Вот они – Фили
– «Когда мы, коммунисты, боролись с религией, то не понимали простой вещи – человек приходит в храм не к священнику, а к Богу. А мы думали, что достаточно протащить в церковь пьяницу, педераста, развратника или вора, и люди потеряют веру».
Александр Олегович Бак, руководитель кафедры фотожурналистики, вел семинар. В левой руке, привыкшей к приятной тяжести дорогостоящей фотоаппаратуры, он держал пожелтевшую перестроечную газетку. Указательным же пальцем правой руки водил по тексту и зачитывал:
– «А сегодня, когда рухнула коммунистическая идеология, мы пытаемся опереться на церковь. Неожиданно мы обнаружили, что наши креатуры – стукачи, пьяницы и педерасты – за эти годы достигли самых высоких постов, и нам не на кого опереться!»
За глаза его звали Папа-папарацци. Он оглядел студентов:
– Это выдержки из статьи бывшего главы комитета по делам вероисповеданий в СССР. Что скажете?
Какое-то время в аудитории было тихо.
– В таких вопросах опираться можно разве что на Бога, – со вздохом сказал лохматый Ваня Фомин. – Но это коммунистам не положено по штатному расписанию.
– Поясни, пожалуйста.
Сформулировать подоплеку шутки Ване было труднее, чем схохмить. Но он попытался:
– Мне кажется, во втором абзаце чувствуется обманутое ожидание чуда.
Папа-папарацци погладил седую аккуратную бородку, потом потрогал нос, будто б выправляя его немного вправо.
– Другие мнения есть? Мне известна еще одна точка зрения: «Церковь живет и хранит правду даже в те периоды истории, когда в ней нет ни одного истинно верующего». Не предлагаю вам дать оценку этому положению. В нем много всего. Но любую задачу…
– Оценку можно дать прямо сейчас, – перебил Ваня преподавателя. – Это ведь беззастенчивый карт-бланш на любые мировоззренческие кульбиты.
Папа-папарацци досадливо поморщился.
– Дай договорить, – он немного помолчал, вспоминая прерванную фразу. – Но любую задачу, даже на первый взгляд неподъемную, можно решить, если разбить ее на этапы. Давайте попробуем. Я был немного знаком с отцом Кириллом. Среди церковных иерархов в девяностые годы он был очень заметен. Совместная работа с утвержденным в КГБ клиром, наверное, не могла не заразить отца Кирилла цинизмом. Но циник не то же самое, что безбожник. Насколько знаю и помню, его мать была глубоко верующей. Он не мог не унаследовать от нее если не веру, то потребность в вере. А это уже много. Некоторые восторженные поклонники даже пророчили ему в недалеком будущем самый высший пост…
– Неужели патриарха? – не вытерпел Ваня.
Папа-папарации не обратил внимания на него и продолжил:
– Однако он нежданно-негаданно пропал. Во всяком случае, после девяносто восьмого о нем ни слуху, ни духу. В Патриархии никаких сведений не дали по непонятным причинам. Я нашел только это… – он взял со стола несколько листочков бумаги и развернул их веером. – Данный очерк о Филях найден мной в интернете. В нем упомянут некто Брякин. Брякин – мирская фамилия отца Кирилла. Итак: кто готов принести мне фотографию Кирилла Брякина? Живого или… Нет, все-таки живого. Правда, и времени прошло прилично, и наши девяностые были беспокойными, так что…
В аудитории опять стало тихо. Только похрустывали шейные позвонки – крепкие юношеские и нежные девичьи – студенты поглядывали друг на друга недоуменно.
– Почему именно Брякин? – спросила Регина Осадчая. Она сегодня была за дальним столом. Ване приходилось часто оборачиваться.