– Что ты лезешь в мою тумбочку? – сказал Сергей. – У нас, слава Богу, еще не коммунизм.

– Дай зеркальце, – ответил Заболоцкий, игнорируя недовольный тон Сергея. – И запомни: я знаю дзюдо, карате и еще много других страшных слов.

Сергей скинул с себя хаки, надел спортивные трусы, обул кроссовки и побежал. Территория части была огромной, и было приятно бежать по утоптанной земле в легких кроссовках, и в ветвях возились и кричали птицы, и из чащи тянуло прохладой. Кругом был красивый, чистый лес, высокие белые березы, красные сосны, тяжелые, как чугунные чушки, дубы. Между двух берез стояла скамейка из некрашеных досок, и доски потемнели от дождей.

Ветки хлестали Сергея по лицу и плечам, а крапива жгла голые ноги. Тропинка вывела его к небольшому пруду, заросшему ряской. На дощатом пирсе сидели солдаты срочной службы. Один был в белых казенных кальсонах, два других в семейных трусах. Сергей подошел к пирсу, снял кроссовки и спросил ребят:

– Здесь глубоко?

– Ничего, ныряйте, – ответил молоденький солдатик. Это был штангист. Он стирал кальсоны. Рядом с ним был водитель Ваня, Сергей не сразу его узнал голого. Ваня что-то лениво произнес, после чего широкие плечи штангиста напряглись, а мощные руки задвигались в воде быстрее. Было похоже, что он стирает для Вани белье.

Сергей нырнул. В самом деле – ничего, глубоко. Вверху вода была теплой и не остужала разгоряченное тело. Сергей глубоко вздохнул и опустился на дно, где били ключи и вода была ледяной. Удовольствие было сравнимо, наверное, лишь со сладостью обладания женщиной. Тело переполняло душу восторгом. Сергей вынырнул, нырнул опять и поплыл к берегу под водой, едва не касаясь животом вязкого жирного ила.

Войдя в казарму, Сергей достал из тумбочку малоформатную книжку и запихал ее в левый карман кителя. Сейчас будет построение на завтрак. После него строевой тренаж. Потом – развод на занятия. На занятиях можно поспать. Закрыть глаза, и вспомнить Людмилу, а потом опять уснуть, и во сне ночь повторится сначала, но уже без раздражения по пустякам.

Проходили недели. Сборы завершались. У Сергея и Людмилы была одна из последних, если не последняя по подсчетам, ночь. Сергею было трудно скрыть радость от близящегося «дембеля». Людмила злилась. Она это делала своеобразно – молчала. Они промолчали почти всю ночь, только под утро оттаяли и уснули.

Сергей проспал утреннюю поверку.

В это время на плацу майор, комроты, выкрикивал:

– Старший лейтенант Шевцов!

Заминка была недолгой. Раздался хор:

– Я! – Я! – Я!

Майор оторвал глаза от тетрадки со списочным составом:

– Заболоцкий! Я точно знаю, что у Шевцова ремень есть. Передайте ему, чтоб зашел в ротную канцелярию.

– Я и сейчас могу зайти! – крикнул Бурмистров.

Майору давно надоело возиться с гражданскими людьми. Вместе со всеми он радовался скорому «дембелю». Не ответив Бурмистрову, он перевел взгляд на Варина:

– Варин, и вы туда же. А с виду интеллигентный человек. Ладно, ничего ему не передавайте. Защитнички отечества, мать вашу…

Было жарко. Всю часть согнали в летний клуб. На крытой сцене шипели мощные колонки. В углу перед усилителем на корточках сидел солдат. Из трибуны и двух сдвинутых столов торчали головки микрофонов. Колонки слегка шипели. Ждали генерала.

Курить не распускали. Минут сорок сидели под палящим солнцем. Наконец, приехал генерал – блеклый, бесцветный, скучный, мордастый – лег на трибуну, обнял ее обеими руками.

– Положение в Москве напряженное… В связи с приездом американского президента… Активизировали действия так называемые неформальные объединения… Так что с увольнением придется повременить…