Я сдержался, на мгновение прикрыл рот ладонью, которую тут же отнял. Над телом Джани-Мухаммад-бия стояли табиб Нариман, горестно разводивший руками, и двое помощников диванбеги, его доверенные люди. Они, я так думаю, уже прикидывали, кто из них займёт место диванбеги. Ничего не выйдет, я уже решил, кого назначу, и это станет известно на утреннем собрании дивана.
– Наш незаменимый помощник в делах государства Джани-Мухаммад-бий умер от несварения желудка, а также великих забот, которые он с величайшим рвением выполнял, мир праху его! Если я хоть краем уха услышу что-то другое – сплетника прикажу казнить немедленно, а отрубленную голову водрузить на кол и выставить на стене Арка. – Я обвёл глазами присутствующих. Все поняли, что я хочу скрыть истинную причину смерти и тут же закивали. Человека не вернёшь, а бесславная гибель Джани-Мухаммад-бия не станет поводом раздувать угли скандала. – Привести здесь всё в соответствии с обычаями, убрать кувшины с вином, объявить траур. Пусть плакальщицы в количестве тридцати двух рыдают настоящими слезами и в причитаниях славят усопшего. Сообщить семье, выразить глубокое сочувствие – да вы и без меня знаете, что надо делать.
Я отправился обратно, размышляя по пути: неужели Аллах услышал мою невысказанную просьбу? Неужели Джани-Мухаммад-бий действительно был неугоден Всевышнему своими деяниями? Я не чувствовал своей вины, понимая, что своей непомерной глупостью Джани-Мухаммад-бий освободил меня от своей особы и развязал руки для дальнейших действий. В голове постепенно сложился указ о запрете употребления вина.
Главным злом здесь являются не пьяницы, а те, кто это вино делает и продаёт. Иногда это разные люди – значит, бить надо по ним. Разрешить делать вино только табибам и только в лечебных целях. И штрафы! За то, что человек вино делает и продаёт его – десять полновесных серебряных таньга и десять плетей на площади перед Арком. Предварительно провезти по улицам благословенной Бухары и пусть орёт во всё горло «Правоверные мусульмане, я спаивал народ, правоверные мусульмане, я нарушил заветы Корана, правоверные мусульмане, я прах под вашими ногами». Может быть, хоть тогда кто-то да задумается, стоит ли запретное удовольствия десятка плетей по голому заду при большом стечении народа?
Как же я устал! Как я устал от людской глупости и самонадеян ности, от непомерных амбиций одних и безответственности других! До каких пор наш благословенный народ будет страдать от всего этого? Что надо сделать, чтобы люди поняли – я хочу только благоденствия государства. Неужели так трудно сделать то, что я прошу? Я же сначала прошу, а только потом приказываю и требую – или сразу начинать с угроз? Тимур-хромец никогда никого не просил, он только приказывал, и каков результат? Не прошло и тридцати дней после его смерти, даже не сорок, положенных по обычаю, как один из его внуков нарушил его завещание и захватил Самарканд. Это произошло вопреки тому, что лично Тимуром был назначен его наследником и эмиром Пир-Мухаммад, сын любимого им и безвременно ушедшего Джахангира-мирзы. Пир-Мухаммаду никто не подчинялся.
Все потомки Тимура мужского пола считали себя достойными его трона! Но если они любили и уважали деда, то почему с таким презрением отнеслись к его воле? Получается, что только страх держал всех сыновей и внуков в повиновении, только ужас перед жестоким нравом отца и деда не давал прорваться их глубоко скрытому недовольству?
А несчастная доля великого Улугбека? Строителя, учёного, поэта, музыканта, убитого по приказанию собственного сына? Это внук Тимура – неужели все Тимуриды прокляты Аллахом за те злодеяния, которые он творил? Не мне толковать волю Всевышнего, но то, что происходит рядом со мной, в моей совести и душе – тоже Его воля!