10.

Много я слышал о таких забавах беков, даже мой сын грешит этим пороком, но при моём дворе я стараюсь пресекать эту заразу на корню. Аллах создал мальчиков и мужчин для того, чтобы они воевали, возделывали поля, работали в мастерских, растили детей, а не служили утехой развратникам. Я таких мужчин не понимаю. Это каким же надо быть слабоголовым, чтобы предпочесть мальчика красивой девушке! Тем более что это страшное унижение для будущего мужчины. Несчастный всегда будет помнить, что когда-то им пользовались как женщиной.

– Великий хан, первая часть закончилась. Прикажете продолжать, или отложим чтение этого благородного сочинения на другой день? Если вы не устали, я мог бы читать и до утренней молитвы или даже до вечера следующего дня. – Голос Джалил-ака был такой же, как в начале чтения.

Видимо, гранатовый сок действительно способствует сладкозвучию голоса. Мне хотелось слушать дальше, но я понимал, что завтрашний день будет тяжелее, чем сегодняшний. Мне и Зульфикару надо отдохнуть. Не молоды мы уже, чтобы ночи напролёт слушать описание событий, даже таких захватывающих.

– От всей души благодарю вас, отрада моего сердца, за доставленное удовольствие. Продолжим в другое время. А вам я разрешаю прочитать, что будет дальше, вы достойны этого подарка. – Джалил-ака не поверил своему счастью – он встал на ноги и так низко поклонился, что головой упёрся в курпачу, с которой поднялся:

– Великий хан! Вы меня одарили такой радостью, таким подарком! Я счастлив сверх меры. Сердце моё поёт в груди, как десять карнаев и двадцать сурнаев, как сладкоголосая флейта на свадьбе у ангелов! Я ваш раб на всю жизнь! – ну это ненадолго, но всё равно мне было приятно доставить китобдару радость. – Разрешите мне удалиться?

– Разрешаю. Сладких вам снов. – Но я-то понимал, что Джалил-ака сейчас добежит до своей библиотеки и продолжит чтение, не зря засобирался с такой скоростью…

Я был рад тому, что хоть кто-то сегодня будет счастлив. А ещё я очень пожалел об отсутствии Нахли. Вот кому не мешало бы послушать, как надо описывать жизнь хана или султана. В глубине души я понимал, что Нахли может так писать, но не принято у нас излагать жизнь хана в простонародных выражениях.

Зульфикар тоже попрощался, пожелал спокойной ночи и отправился, по обыкновению, проверять охрану возле моей опочивальни и во всём Арке. Я всегда был спокоен за то, что меня не убьют в крепости. Не потому, что такого не могло случиться, а потому, что джигиты сотни были душой и телом преданы даже не мне, а Зульфикару. Своего наиба они почитали, любили и боялись даже больше, чем своих отцов, которых у многих не было. День ещё не окончен – у нас сутки продолжаются от одной утренней молитвы до другой. Я надеялся, что на сегодня все дела завершены. Дрёма охватила меня. Свежий осенний воздух, напоённый ароматом цветов, вливался в окно, трещали неумолчные цикады. Где-то вдалеке ночная стража громко перекрикивалась: «В благословенной Бухаре всё спокойно!»

…Я погонял коня, уходя размашистой рысью от погони. Почему-то я был один. Рядом со мной не было ни одного джигита, и даже Зульфикара не было рядом. Я знал, что он отстал – такого никогда не было, но вот отстал. Погоня была большая: человек десять конных воинов гнались за мной. Это были кочевники в ватных халатах и малахаях. Они визжали за моей спиной, раскручивали арканы, но пока что ни один из них не захлестнул мои плечи. В этом была надежда на спасение. Лишь бы конь не подвёл, и нога его не попала в норку суслика. Тогда неминуемая беда: упадёт конь, а я окажусь в руках врагов. Хорошо, если сразу погибну, а если попаду в плен? Об этом лучше не думать, а скакать как можно быстрее.