Дочка Лола больше всего любила возиться с хозяйством, она тоже радует. Но какая же она любопытная и дотошная. Вечно лезет с вопросами, упрямо добиваясь ответа на них. А если ничего ей не сказать, начинает хныкать и умолять, несмотря на то, что почти взрослая. Только что наливала чай мужчинам, а спустя малое время убежала к Нафисе. Узнала что-то и побежала поделиться с тётушкой. Если в семье и были у кого-то секреты, то их все знала Лола. Что-то она знает про Нафису, но сама никогда не расскажет, хоть режь! В этом они с Али похожи: чужая тайна – это чужая тайна! А её вопросы про сестричку или братика? Хорошо, что Халил не слышит, а то бы тоже задал вопрос, почему жена не беременеет? Да потому что последняя беременность довела её до порога садов Аллаха, но слава Всевышнему, врата рая не раскрылись перед ней.

История была такая же, как с Зариной: девочка шла спинкой. От боли и ужаса Лайло едва не умерла и вспоминала первые роды, как прогулку по саду весенней порой. Роды продолжались почти сутки, да и потом после всех пережитых мучений Лайло долго не вставала с курпачей. Озода туго-натуго перетянула её живот и бёдра кусками жесткого буза*, чтобы кости встали на место, как она говорила. Хорошо, что подруга Гульшан, извещённая Озодой, взвалила всю работу по дому на себя. Лайло только кормила девочку.

А Нафиса купала всех детей, следила, чтобы с ними ничего не случилось и готовила еду. Много работы досталось и Бодам, жене Саида. Вот у кого руки выросли не совсем из того места, откуда растут руки у послушных и работящих жён. Но Озода потом сказала, что беременеть Лайло больше не будет, хотя знать об этом никому не нужно, особенно Халилу. Вот и славно! У неё и так четверо детей. Все здоровые и умные, это ли не великое счастье для молодой ещё женщины?

Когда младшая жена Халила увидела окровавленного Ульмаса и несчастного Али, даже не закрывающегося от карающих рук мужа, внутри у неё всё оборвалось. Она поняла, что настали последние тихие дни в их доме. Много всего уже пережили здесь его обитатели, но ещё никто никогда не собирался уезжать в неизвестность. Закир уехал на учёбу, а вся родня молчаливо согласилась с тем, что он может не вернуться под отчий кров. Ушёл куда глаза глядят его отец Ильяс, так это от горя. Но осознанно и безвозвратно покинуть родной дом никому в голову не приходило. Только этот неугомонный Али доконал отца своим необъяснимым желанием обязательно уехать непонятно куда. Неужели в Афарикенте нет достойных мастеров? Лайло, пристально следила за дымящимся маслом и забросила в казан мясо для обжаривания. Она покосилась на Нигору, взглядом заставляя её поработать капкыром, чтобы мясо не пригорело. Мысли вернулись к мастеру Санджару. Конечно, достойного нет! Один Санджар-драчун, чтобы сгореть ему и его душе, чего натворил! Чуть не убил её любимого сына, такого умного и ласкового!

От Али не дождёшься приветливого слова, а этот – апа-джан, апа-джан, и всё время ластица, разрешает обнять себя и поцеловать. Не то, что Али, вырывающийся из материнских рук, словно она его сейчас бить начнёт или наказывать за очередной проступок! И её доброго мальчика этот шайтан бил так, что вид его ужасающих ссадин и синяков и сейчас заставлял материнское сердце сжиматься от горя. Нет, мастеров в Афарикенте нет. Ей придётся смириться с тем, что сыновья будут жить вдали от родного дома. Внезапно Лайло заулыбалась – что, если послать в Бухару вместе с ними, для материнского догляда, Нафису? Она обоих мальчиков любит. Именно она качала их в бешике, она купала их, меняла пелёнки, стирала. И всегда защищала. Всё равно замуж она выходить не хочет, просто криком кричит, видя свах…