Дружный облегчённый хохот, вырвавшийся из семи мужских глоток, согнал всех голубей с карагача, заставил присесть от страха невесток. Попутно привёл в недоумение хозяев не только соседнего двора, но жителей всей улицы. Непонятные люди живут в доме плотника Халила. С раннего утра крики и вопли, кого-то чуть не убили, потом суд, а теперь ржут, как табун ферганских лошадей. Из калитки, ведущей в сад, выглянул Зия, но видя всеобщее веселье, доковылял до айвана. Рисунок, лежащий на столе выбил из его глаз старческие слёзы радости – он обнял мальчишку, стиснул так, что у того что-то пискнуло в груди. Все остальные стали хлопать его по спине, плечам, трепать по бритой голове. Али неловко оправдывался:

– Это всё Ульмас, это он всё посчитал, я только рисовал. – Карим с Саидом переглянулись, к их переглядкам присоединился Халил. Эти дети за то малое время, в течение которого они даже не успели толком напиться чая, сделали расчёты на целый дом и нарисовали его во всей красе? Это готовые мастера. И не просто мастера, а великие мастера! «Да, Халил, Аллах вознаградил тебя сполна. Какое счастье, что я не стал препятствовать их желанию стать строителями!» – мысли плотника бежали бурливым ручейком. Халил встал от дастархана, за ним поднялись все остальные. Перейдя в гостиную, они дружно вознесли положенную полуденную молитву, благодаря Всевышнего за его великолепный подарок – двух талантливых и упрямых до невозможности детей!

Лайло, стоя у очага и внимательно следя за нагревающимся в казане* маслом, тоскливо печалилась, что в единый миг лишилась двух своих сыновей. Рожала она одного из них, а вот грудью кормила обоих и всегда больше жалела Ульмаса, слабого и беспомощного от рождения. Он всегда был ласковым, как слепой котёнок. Тот лишь мурлычет и осторожно облизывает шершавым язычком твои пальцы. Али всегда доставлял сначала ей, а потом и мужу вечные неприятности. Всякий раз придумывал новые проказы, втравляя в них и Ульмаса. Но постепенно оба они становились мужчинами.

Лайло часто видела, как они что-то рисуют на земле, споря друг с другом. Иногда в сердцах замахиваясь руками, но ни разу поднятый кулак не опускался на брата. Они умели останавливаться. Молодая мать понимала, что эти дети надолго в семье не останутся, Уж очень часто говорили они о далёких странах и мечтали о том, что поедут учиться в закатную сторону. Не хотелось ей об этом думать, но от решения главы семьи, строгого и любимого мужа не отмахнуться. А он решил, и не только решил, но и сказал, что сыновья едут в Бухару. Хорошо, что не сегодня и не завтра.

Мысли её перескочили на других детей. Она радовалась, глядя на Зураба – тихий, спокойный, послушный и вежливый до тошноты. Лайло знала, что Зураб никогда и ничего не натворит, не нарушит ни одного запрета, ни с кем не начнёт спорить и не станет задавать неудобных для окружающих вопросов. Велели ему выучить грамоту, сидел рядом с Ахматом, своим племянником, но по возрасту братом, и учил. Учение тяжело давалось обоим, и если бы не Ульмас – остались бы ребята неграмотными. Ни Али, ни Умида не могли объяснить доходчиво и понятно, как лучше запомнить буквы. Как удобнее их писать, чтобы другие поняли, что это там такое изображено корявой лапой.

Сказали, надо учиться на плотника и помогать мужчинам в мастерской – так же покорно пошёл и вникал в особенности ремесла, старательно заучил названия всех инструментов, подметал полы. Делал ту работу, которую приказывали, но никогда не задавал вопросов и никогда не предлагал чего-то нового! В этом не было ничего страшного – Саид и Карим столько всего напридумывали, столько нашли ценных усовершенствований в ремесле, столько изобрели инструментов, ножей, стамесок и рубанков, полировочного материала! Зурабу с Ахматом до конца жизни хватит, чтобы оставаться самыми лучшими мастерами в Афарикенте.