– Вы б отдохнули, господин лейтенант, а-то, как истязаете себя, – неодобрительно следя за моими занятиями, изредка ворчал гвардеец Черсин.

– Уходить отсюда надо, а для этого нужно восстановиться, – ответил, продолжая отжиматься. – Лучше скажи, где раздобыть обувь? – спросил, не надеясь на ответ.

– Так на базаре, ил в сапожной лавке, где ж ещё?!

От очевидных слов я замер в положении: «Раз!». Ведь верно говорит гвардеец. Вот только мы в тылу, кто ж нам продаст или выменяет столько обуви разного размера и главное – на что? Денег-то нет. Хотя, может у меня в личных вещах и завалялось немного, но не думаю, что этого на всех хватит. И понятно, что попадаться сенарцам нам нельзя, и одновременно местным особо показываться тоже, но…

– Позови капрала! И вещи мои принеси, – мысль подкинутая гвардейцем казалась мне не столь утопической, но выслушав сформировавшуюся быстро идею, Прокс неодобрительно покачал головой:

– Господин лейтенант, не отпущу я вас. Да, все мерки собрал, но куда ж вы один? И потом как назад? Да ещё с грузом! Это вам не одну пару сапог нести, а три дюжины!

– Верно, подметил. Так что пойду не один, а с глухонемым сопровождающим. Черсин! Пойдёшь со мной?

– Я не глухонемой, – отозвался гвардеец.

– А придётся стать на время и глухим, и немым.

– Хорошо, что не слепым, – тихо буркнул гвардеец, но я его услышал. Как потом узнал, ходили местные суеверия, что изображать неполноценного – это накликать на себя беду.

– Не слепым, а глухонемым, что б ты не сболтнул своим го́вором, что лишнее. Прокс, где ближайшая дорога, чтобы можно подводу какую раздобыть. Желательно, чтоб и с одеждой гражданской.

– Дорога одна. Полдня пути напрямки через лес. По ней как раз и разъезды ходят, а дальше только Саринта.

– Вот и хорошо. Выставь там секрет на дороге, чтобы захватили, кто поедет в город без охранения, и чтоб не один желательно был, а со слугой или возничим. Если больше трёх, не нападайте. Секрет выставь сейчас, и потом гонца ко мне. Хотя. Завтра с Черсиным пойдём вместе, чтобы время зря не терять. Не думаю, что там столько много без охраны шастает, если только местные. Так, что не убивать! Доставить сюда и держать как дорогих гостей.

Лейб-капрал отказался перепоручать важное дело и лично ушёл с пятью гвардейцами организовывать засаду.

«Ничего, – думал, – денёк, другой потерпят. А если не удастся, кого за этот срок взять, то придётся пешим маршем топать. Вот только, что тогда с одеждой делать? В форме гвардейца канторийской армии входить в город, да ещё который под бдительной охраной – самоубийство».

– Черсин, что там с моими вещами?

– Всё в целости и сохранности, что только с саней забрали, всё сохранил.

Открыл походный мешок и вывалил содержимое на стол. За эти дни я окреп и, по-моему, стал поправляться. Так что небольшая вылазка не помешает. Теперь найти бы что, для продажи или обмена.

– Сколько стоит обувь? – спросил, разбирая вещи.

– Добротная, скроенная по ноге, ещё разношенная, то может и целую лиру стоить, – задумчиво произнёс гвардеец.

Я чуть не поперхнулся. Золотая монета самого крупного номинала и это за зимние сапоги?! Зря всё-таки понадеялся, что из скудных своих вещей наберу что-то ценное.

– Но это энцы в таких ходят. Я только раз видел такую, с мехом обувь. А простая, чтоб не промокала, да тепло было ногам, как у нас, то полкентария – красная цена. Если поторговаться, то и за пару тариев можно купить.

Вот это уже ближе к цели. Кентарий – серебряная монета. Двенадцать таких монет равны лире. Тарий – медная монета, двенадцать таких монет равны кентарию. Не знаю почему, но здесь принята́ двенадцатеричная система исчислений. Вроде она более приспособлена для математических расчётов и удобна в использовании.