– Спешу доложить, что бают в землях орденских, будто маркграф Линдена прослышал о войне и об осаде ключицкой. И что объявил маркграф себя удоволенным, а урон чести своей – возмещенным. И что отъехал маркграф после того в паломничество.

Князь хмыкнул.

– Заварил маркграф кашу, – молвил он сыну. – Всему краю теперь расхлебывать.

Гарвин согласно кивнул.

– Тихий, – обратился Борвин к дьяку. – А прочти-ка нам первую грамотку из Доброце.

– Спешу доложить, – зачитал тот донесение, немедленно извлекши его из толстой кипы. – Что приехали послы орденских земель и епископств и рекли, что не они воюют Доброце, но маркграф Линдена своей волей и своей силой за толмача своего. И что хотели послы решить дело миром, и что совет Доброце потребовал крови за кровь и указал послам путь.

– Ага, – задумчиво проговорил князь. – Стало быть, хотели миром уладить, но как доброцкие их погнали, тут же и войско снарядили, и флот, и даже пушку прислали. Лихо живут, быстро оборачиваются.

– Да ведь и не могли доброцкие иначе, – ответил княжич. – Набег спустить раз, так каждую неделю повадятся.

Разорение крупного села отрядами налетчиков и впрямь спускать никто из любичей не стал бы. А кровью платить – это не наемников выдать требовали, это хозяевам кровь пустить хотели. Тут уже не важно, кто наниматель, маркграф ли, Орден ли, кому из них своей крови не жалко? Вот и пошла потеха по всему северо-западу земли любской.

В палатку вошел воевода.

– Построена рать, княже, – обратился он к Борвину. – Готовы вои.

– И мы готовы, – ответил князь лубравский. – Поглядим же на молодцов!

Когда они вышли из палатки, кони уже ждали. Великий князь с наследником верхом оправились на смотр, учиненный войску перед выходом.

Стояла дружина великокняжеская, а следом за ней и полк лубравский городовой. Были они одеты – глаз не отвести, все в доспехе, на добрых конях. Конечно, кто с копьем, а кто с луком, кто в тяжелом седле для копейного боя, а кто в седле по степной манере, из которого надо подниматься для стрельбы на стременах. Одно верно для всех – собрались воины бывалые, отборные.

Далее стояли дружины князей, уделы держащих, и городовые полки со всех концов Великого княжества Лубравского. Одет кто в брони добрые, а у кого и куяки. В полках небольших городов, так и вовсе господствовали тегиляи, которые хорошо защищали от сабли, неплохо – от стрел, но копейный удар не держали совсем.

Всего здесь собралась сила знатная, почти две тысячи человек. Кто бы как не вооружался, а были все одвуконь, готовые к походу дальнему.

– Ну что, молодцы! – крикнул князь. – Отстоим землю отеческую?!

– Отстоим! – загудели вои. – Веди нас, отец родной!

Когда войско уже двигалось походными колоннами, великий князь решил поделиться мыслями со своим наследником.

– Есть у меня думка старая, – сказал он княжичу, едущему рядом в первом ряду большого полка. – Поставить бы нам по рубежу с Улусом крепостицы, как встарь. Вот смотри, что получается: под Ключице Орден сидит и доброцких уязвляет. Да только он и нам вредит, с той торговлишки-то и мы живем. К тому ж, мы с доброцкими одного языка и одной веры, а как куда приходят орденские, там скоро не остается ни веры другой, ни языка, да и людишек старых они изводят. Вот помочь бы нам сейчас под Ключице, да веду я полки не на север, а на юг, степняков перехватить. И это хорошо еще, что рано весть о набеге пришла. Ярицкое княжество они успели пограбить слегка, но там добыча скудна, сколько раз через них хожено. Вот и идут к нам.

– Выход им плати, – проворчал княжич. – Да еще и набеги отбивай.

– Ты не путай, – поучительно ответил отец. – Выход мы платим, чтобы не пришел к нам весь Улус. А с мелкими ордами самим разбираться приходится. При дедах так не было, платили они и жили. Замятня в Улусе, порядка не стало.