– Саша, прошу, – мама всхлипнула. – Не ради меня, ради Лёши!

У стоявшего в коридоре Лёши перехватило дыхание, во рту пересохло. Меньше всего ему хотелось, чтобы из-за него кто-то страдал. Лёша собрался с духом и, глубоко вдохнув, переступил порог кухни.

– Не надо из-за меня, – сказал он.

Мама ахнула, прикрыв рот руками. Отец бросил сердитый взгляд и сказал, что у них взрослый разговор, Лёшу никак не касающийся.

– Иди к себе! – приказал он. – Ну! Я жду!

Лёша пошёл, сел на кровать да так и просидел до полуночи, пока мама не пришла и не начала его успокаивать. А он и не расстроился. Только впал в ступор и полночи лежал, не сомкнув глаз. Задремал лишь под утро.

На следующий день родители сообщили ему о том, что разводятся. Говорила мама, отец лишь закатывал глаза, повторяя, что не детское это дело вникать в причины взрослых решений.

Оказалось, они давно не любят друг друга. У мамы есть Ярослав Шумаков, (сообщила она, отец хмыкнул), у отца – рыжая (это Лёша домыслил сам). Шумаков жил в Зеленограде, и мама переезжает к нему.

– Какой Ярослав, – удивлённо произнёс Лёша. – Он же Миша.

– Миша – это псевдоним, – объяснила мама. – Ему не нравится сочетание с Ярославом, так не звучит.

В течение нескольких секунд в Лёшиной голове промелькнула туча мыслей. Он подумал о том, что придётся переехать, поменять школу, оставить друзей (пусть это всего лишь Витя и психованная Ню). Как он станет жить на новом месте? С каким-то Яриком вместо отца, пусть даже его собственный уделяет ему не так много внимания. Лёшу начала охватывать паника, и в этот момент выяснилось, что мама уезжает одна.

После её отъезда квартира превратилась в пещеру, холодную, чужую, в которую совсем не хочется возвращаться. Отец сразу открестился от дома, приходя поздно вечером только чтобы переночевать, как в какую-нибудь общагу. Питался он на работе или, как подозревал Лёша, у своей рыжей. Сам он первые две недели объедался чипсами, газировкой и прочими «вкусностями», которые ни мама, ни отец никогда бы не одобрили.

К началу третьей неделе у Лёши заболел живот. Он пробовал было сварить макароны, и они даже получились не совсем липкими, но есть их не хотелось. Лёша навострился брать специальный пакет, засовывать в него всё, что находилось – курицу, мясо, овощи – и запекать в духовке. Получалось очень даже неплохо, только вот поглощение пищи в одиночестве напрочь отбивало аппетит.

Сначала мама звонила несколько раз в день. Лёша упрямо молчал, либо мычал в трубку что-то неопределённое, и она сдалась, стала звонить раз в неделю. Все темы их прежних разговоров внезапно испарились, оставив вместо себя холодную пустоту.

Потом явилась Ню и стала его утешать. Он не нуждался ни в жалости, ни в утешении. Ню пёрла как танк, не понимая намёков, а Лёша не мог прогнать. Спасением могло бы послужить её новое увлечение кулинарией, но кухню Ню выбрала специфическую, азиатскую с огненной остротой и огромным количеством риса.

Она взяла в привычку приносить по утрам Лёше небольшую коробочку, которую она называла «бенто». В неё она клала несколько роллов, свежие и маринованные овощи. Лёша покорно брал коробочку в школу, но всегда съедал содержимое дома, после уроков. Иногда бывало вкусно.

Неделю назад Ню притащила контейнер с плавающими в соусе макаронами.

– Токппокки, – сказала она.

– Макароны, – возразил Лёша.

– Да, нет же! Токпокки! Корейское блюдо!

– А похоже на макароны, – Лёша зачерпнул полную ложку, засунул в рот и едва не выплюнул обратно – жгло неимоверно.

– Вкусно? – улыбалась Ню. Ему захотелось её стукнуть, лишь бы не улыбалась.