Вчера она притащила к нему ведро и пакет китайской капусты.

– Будем кимчи делать! – сообщила она. Лёша седьмым чувством понял, что кимчи – это квашеная капуста со специфическим запахом и послал Ню… к себе домой.

– У меня мама против, – вздохнула та. – Ну, давай хотя бы баночку заквасим!

– Давай-давай! – сказал Лёша только чтобы она отвязалась.

Сегодня Ню притащила пятилитровую «баночку» для кимчи и попыталась намекнуть на маринованные яйца. Лёша свалил на отца. Тот как будто будет против.

– А мы в твою комнату спрячем, возле батареи, за шторой.

Лёша очень убедительно сверкнул глазами, выражая всё возмущение, что накопилось внутри, и Ню сдалась.

– Ну, ладно. Давай хотя бы гёдза сделаем, – и ткнула ему под нос фото на телефоне.

– А, жареные пельмени! – сказал Лёша.

– Да нет же! Гёдза! Японское блюдо.

– Жареные пельмени, – так и не сдался Лёша.

Сегодня он сидел за заляпанным столом с полным животом жареных японских пельменей и с тоской оглядывал припорошенную мукой кухню. Его слегка мутило. Не только из-за съеденного. Не давал покоя сотворённый Ню беспорядок. Как только он предложил прибраться, Ню горестно вздохнула, поковыряла пальцем засохший кусок теста и внезапно вспомнила, что как раз сейчас должна бежать в детский сад за сестрой.

– В следующий раз уберёмся! – бойко сказала она и выскочила за дверь.

Вите снился арбуз. Большой, с тёмно-зелёными полосками он призывно хрустнул под ножом, мелькнула красная мякоть. Витя нетерпеливо облизал пересохшие губы, наклонился ниже… вдруг арбуз ожил, подскочил и продекламировал Лёшиным голосом:

– Сел я в белый автобус, в белый, тёплый, хороший, – там вертелась, как глобус, голова контролёрши.

Витя моментально проснулся и увидел салон всё того же старенького автобуса.

– Молодец! – захлопала в ладоши сидевшая справа от него Тамара. – Кто написал?

Напротив ковыряла в носу чокнутая с зелёной чёлкой. В самом деле ковыряла, руки ей оторвать! Лёша рядом сидит, лыбится. Нет бы толкнуть!

– Я знаю! Знаю! – продолжила Тамара. – Это же Рубцов! Кто ещё знает стихи про автобус?

Никто не знал.

– Ну, хорошо, а какие ещё стихи Рубцова вы знаете? Лёша, молчи! Ты у нас поэтический мозг. Пусть другие подумают.

«Как на детском утреннике в дурдоме!» – мрачно подумал Витя.

Чокнутая отлепила наконец палец от носа и принялась скрести стекло. Уж, лучше бы ковырялась, честное слово!

– Я уверена, что знаете, – не унималась Тамара. – Песня есть.

И как затянет:

– Я буду долго гнать велосипед. В глухих лугах его остановлю. Нарву цветов и подарю букет той девушке, которую люблю.

К несчастью чокнутая песню знала и тоже заголосила. Витьке захотелось выйти. Через окно. На ходу. Неважно как. Главное подальше от этого дурдома.

Это случилось неделю назад. Витя сидел на заборе у рынка вместе с Колькой Суворовым и братьями Портнягиными. Братья с Колькой потягивали пиво (в морозный день!), Витя пить отказался. Хватит с него кладбищенских приключений. Вылезет снова из глубины души чёрная мразь, таких дел наворотишь, что не отмоешься.

– Эй, рыжая! – закричал Колька. – А ты ничё такая! Мож замутим? Заходи вечерком!

Девушка и правда была ничего, если судить со спины – высокая, стройная с пышными рыжими кудрями. Она осторожно шла по узкой тропинке нечищеного тротуара. Витя даже засмотрелся – упадёт или нет? Каблуки-то немаленькие по такой погоде!

– Э, ну ты чего? – не унимался Колька. – Крутая типа, да?

Он слепил снежок и бросил в сторону девушки. Снежок угодил ей чуть ниже лопаток.

Девушка обернулась и оказалась старушкой. Высокой, стройной с красивыми волосами («Парик» – разочарованно подумал Витя), но всё-таки старушкой. Колька даже с забора грохнулся, увлекая за собой братьев. Потом произошло странное: старушка поставила на землю сумки, наклонилась, слепила снежок и метнула в Витю.