Витя думал, что мама оттого так мало говорит, потому что не может запомнить, как правильно. Сидела один раз в комнате и сосредоточенно какую-то книжку изучала. Читала старательно по слогам, учила. Витя увидел, что это школьный словарь и сразу взбесился. Нашло на него то чёрное, чего он всегда боялся. Выплеснулось яростью. Он выхватил из её рук книжку и порвал на две части. Потому что не мог видеть, как она себя ломает. Ладно бы сама решила речь исправить, так ведь отчим настоял. Какое у него право командовать? Мама тогда в слёзы, а Вите от отчима досталось так, что он неделю сидеть не мог.

«Сандалетки» в голове слегка притихли, когда Витя распахнул дверь сарая и увидел Горбача сидящего в круге деревенских пацанов. Их было пятеро. Все изрядно навеселе. По кругу плыла длинношеея бутылка с мутной жидкостью.

– Угостите? – прохрипел Витя, испугавшись собственного голоса. На душе было так погано, что выть хочется.

Горбач заржал и протянул бутылку:

– Давай, плюгавый, покажи класс!

Витя не обратил внимания на плюгавого. Только стиснул пальцами нагретое горлышко, сделал глубокий вдох и глотнул. Горло и лёгкие словно огнём опалило. Он закашлялся. Вокруг начали смеяться.

– Придурки! – засипел Витя и почему-то тоже начал смеяться.

Они сидели наверное уже полчаса, Витя потерял счёт времени, когда Горбач завёл разговор о брате. Витю совсем развезло, лица вокруг расплылись и ужасно хотелось спать. Он плохо понял, что именно сказал Горбач про брата. Вроде бы тот пострадал от одного урода. Машиной что ли тот его переехал. Стал инвалидом, а урод этот потом умер, так что отомстить гаду не получится.

– А он где похоронен? – внезапно спросил Губа, прервав стенания друга. – На нашем?

И тут кому-то, попробуй вспомни кому, пришла в голову идея идти и мстить могиле урода. Витя тоже пошёл, не совсем понимая зачем.

Первым начал Горбач. Свернул калитку и пройдя прямо по могиле плюнул в фотографию на памятнике.

– Улыбается, урод! – выкрикнул он и со злостью ударил ногой по изображению. Сила тяжести потянула его вниз, но и памятник не устоял, покосился. Губа заорал: «Вперёд!», и вся шайка ломанулась за ним, едва не затоптав Горбача. Общими усилиями повалили на землю памятник, повыдёргивали из земли цветы, вырвали и выбросили в кусты деревянный крест.

Потом произошло то, что всегда происходит в пьяной глупой неуправляемой толпе. Неутихшая ярость обрушилась на соседние могилы, и Витя, сам не понимая как, уже повалил хлипкую серую плиту, опомнившись лишь тогда, когда обнаружил под своей ногой улыбающееся лицо бабушки. Конечно это была не она, а кто-то очень похожий. Быть может, сестра или другая родственница, но Витю она остановила. Он словно протрезвел, и на душе сделалось ужасно гадко.

Спотыкаясь, он выбрался на дорогу, прислонился к сосне. Мир вокруг крутился как на карусели. Его вырвало, и сразу стало легче. Шатаясь, Витя побрёл домой. Но не успел он сделать и пары шагов, как заметил в придорожной канаве велосипед с погнутым колесом, а рядом Лиду.

– Навернулась? – позлорадствовал он.

– Иди отсюда, убийца! – она тщетно пыталась выбраться.

– В канавах гадюк полно, – ехидно заметил Витя.

Лида завизжала, а он, воспользовавшись её испугом, сначала схватил её за талию и поставил на дорогу, потом выволок туда же покорёженный велосипед.

– Хоть бы спасибо сказала, – бормотал он, идя домой. Его снова начало мутить.

Весь вечер бабушка, причитая, ходила вокруг него кругами. Пыталась понять, чего такого несвежего съел внук, что его так выворачивает. А на утро пришёл участковый, а с ним ещё какие-то люди.