Мы вышли из тоннеля в небольшую комнату пригнувшись, ибо входная арка была низкая. Наши шаги отдавались глухим эхом где-то вдалеке. Здесь, по-видимому, когда-то сидела стража. Потолки тут были высокими, посреди комнаты находился семиугольный узорчатый колодец. Рядом с ним лежало металлическое ведро и чёрная цепь искусной отделки. Больше ничего не было, если не считать обычные деревянные почти истлевшие скамьи.

После ещё одного короткого перехода мы оказались в огромном зале, чьи потолки уходили далеко вверх, туда, куда не мог пробраться свет посоха. По всему залу в ряды шли чёрные, толстые колонны, которым не было числа, по стенам тянулись галереи и проходы. Воздух тут был не такой затхлый, ибо гномы, как мастера своего дела продумали сеть вентиляций. Мы прошли через центральную арку и тут Силив впервые озадачился. Широкий проход впереди делился десятью галереями. Силив несколько раз поднимал посох и на свой страх и риск делал свет ярче, чтобы разглядеть хоть какие-нибудь знаки, указатели. Он несколько раз переворачивал, разглядывал, вертел карту в надежде отыскать хоть что-нибудь. Мы уже все расслабились, некоторые просто сидели, полностью углубившись в свои раздумья, кто-то уже захрапел на весь зал. Неожиданно в коридоре замелькал яркий свет. С первого взгляда показалось, будто это спасение, что-то светлое, доброе. Мы прищурились и прикрыли руками глаза, привыкшие к темноте туннелей. Потом свет стал ещё ярче, какие-то чёрные тени побежали по галерее и послышался тот лязг металлических доспехов, какой мы слышали тогда, когда шли по ярко-зелёной траве в предгорьях Градгора. Все поняли, что это нелмеры и приготовились к бою. Лязг холодного оружия пробежал по всему залу. Воины выбежали из шестой галереи с длинными аритами, лихо размахивая ими над головой, и выкрикивая боевой клич на своём наречии. Первые сразу же были убиты топориками Свирда, которые он прихватил в крепости. Силив приказал защищать открытые участки тела и не подставляться под удар.

Семь воинов против троих и преимущество было отнюдь не за семерыми. Все кружились, вертелись в этом смертельном танце в оживлённом ритме. Где-то изредка мигал белый огонёк на посохе Силива. Перед глазами мелькали ариты богомолов, сабли Вирии и Фильпы. Я засадил свой меч глубоко в тело противника. Его лицо исказилось в злобной усмешке. Обернувшись, я увидел ужасающую картину, повергшую меня в шок: Вирия легко отражала удары саблями, но слуга темных сил подскочил сзади и только было хотел замахнуться и нанести удар, я наблюдал замедленно, видя все мелочи: как напряжена девушка, как арит богомола наполняется тёмным свечением, как горят его глаза, как рука его поднимается для удара.

– Бавлий! – гаркнул я, не теряя ни секунды, уже спеша на помощь товарищу. Парень обернулся, резко выхватил нож и уже через мгновение перед неминуемой трагедией нож оказался в чёрной шее. Но арит успел хорошо оцарапать милое лицо девушки, пройдясь ещё и по нежной шее. Нелмер, дёргаясь в предсмертных судорогах упал на холодный, окровавленный пол зала, и купаясь в крови своих же тихо захрипел, он успел сбить её с ног. Вирия выронила сабли, но Бавлий был быстрее. Он вовремя подхватил её и под прикрытием Шендапа отнёс подальше от сражения и, прикрыв девушку своим зелёным, мягким плащом с серебряной застёжкой в виде узора с разными переплетениями и зигзагами. Последний солдат, по-видимому, оказался главным в отряде, ариты его были изящнее, да и доспехи отличались шипастыми наплечниками и ботинками с длинными носами. Разобравшись с ним, мы присели отдохнуть. Я заметил, что у командира на поясе в ножнах, расписанных золотыми узорами цветов, листьев, покоится небольшой нож с красивой рукоятью, украшенной золотыми трилистниками и маленькими сапфирами. Я забрал этот нож себе и повесил его на кожаном ремне. Он никак не вписывался в чёрно-красные краски командира. Все столпились вокруг Вирии. Когда я подошёл, то так и остался стоять, словно вкопанный, по телу прошла дрожь. Бавлий сидел на каменном полу, глаза его были наполнены отчаянием. На его руках лежала почти бездыханная, холодная девушка. Рана Вирии почернела, как и уже пол лица, и покрылась острыми буграми, шипами и наростами. Один глаз стал страшным, большим, зрачок расширился. Рука, за которую держался Бавлий стала уродливой, шипастой, как корявая гнилая ветка. Девушка еле-еле дышала. Силив произносил заклинания стараясь сосредоточиться, но ничего не помогало. Никто ничем не мог помочь. Все молчали, опустив глаза вниз, словно готовя себя к самому худшему. Бавлий, уже полностью окутанный горем и мыслью, что его возлюбленная вот-вот умрёт, не мог смотреть на всё это спокойными глазами. Он проронил слезу, но все же старался что было сил сдержать свои эмоции.