Экономка приходила пару раз в неделю, так что еду я заказывал в ресторане или готовил сам в меру своих скромных возможностей. В холодильнике нашлись лишь остатки вчерашнего ужина, ну хоть что-то. Я поставил еду разогреваться.

Из окон лился бледный свет, опять пасмурно. Хотя в этой части империи это была обыденность. Зажигать светильники я не стал. Из крана капала ледяная вода.

– Нина… – тихо позвал я.

Она пришла с задержкой, словно раздумывая являться или нет. Тусклый свет очерчивал ее фигуру, так она казалась материальнеe.

– Что тебя тревожит? – нам нужно поговорить, я уверен.

Нина недоуменно глянула.

– Не надо, пожалуйста. Со мной ты можешь быть откровенной, я же вижу, что ты чего-то боишься. Скажи мне.

– Скоро заканчивается контракт.

Слова упали как камни в тишине.

– Я помню.

– Меня страшит будущее. Вдруг я не смогу раствориться в тенях.

Я сжал кулаки и пробормотал:

“Nam et si ambulavero in Valle umbrae Mortis, non timebo mala…’' (‘'И отправившись долиной смертной тени, не убоюсь я зла” лат.)

– Не беспокойся об этом. – мой голос напоминал скрип несмазанных петель – я лучший, ты же знаешь.

– Да, – Нина кивнула – но я не знаю, что будет дальше. Это страшно, исчезнуть навсегда.

Я зажмурился. Хорошо, что я стоял спиной к ней, и она не видела выражения моего лица.

Я один из лучших некромантов поколения, но я не Бог и воскресить ее не могу. И обещать ничего не могу. Я бессилен. Я никто.

Надо прекратить думать об этом и поесть, просто поесть. Я ел механически, не чувствуя вкуса. А Нина стояла у окна смотрела на хмурое небо. Лицо сосредоточенное, глаза прищурены. Что она видела там в дождливом небе?

Я не знал. Ничего не знал до встречи с ней.

Сразу после обеда стали прибывать действующие лица. Дело предстояло не сложное, я бы даже сказал обыденное. Господин Герцман в виду слабого здоровья отправился к предкам, на радость его жене и дочерям. Но на их же горе успел оставить завещание, по которому половина его состояния, отходила некой госпоже Салливан, коллеги покойного по гончарному производству. Естественно, госпожа Герцман пожелала оспорить завещание в суде, ведь речь шла не столько о семейной чести, сколько о том доме и состоянии, что завещал ее дражайший супруг посторонней профурсетке.

Конечно, я догадывался почему почтенному господину не захотелось встречаться со своей супругой. Если бы Пенни Герцман была моей супругой, я бы тоже постарался как можно скорее раствориться в мироздании. Тучная женщина с редкими темными волосами, усиками над верхней губой, водянистыми голубыми глазами, презрительными складками у губ и грубым командным голосом, она производила отталкивающее впечатление. А их дочери Сьюзи и Мария, которые везде сопровождали матушку были молодыми копиями госпожи Герцман.

Вот и сегодня семейство явилось в полном составе, госпожа Герцман в авангарде, ее дочери по флангам, в полной боеготовности отстаивать свои права на имущество покойного.

До сегодняшнего дня госпожу Салливан я не видел, только разговаривал по телефону. Невысокая, миловидная блондинка с голубыми глазами и тонкими чертами лица робко переступила порог нашего дома. Я обернулся и глянул на Нину, она все так же стояла у окна и загадочно улыбалась, похоже она знала больше, чем рассказала мне.

Госпожа Герцман презрительно глянула на соперницу и фыркнула, ее дочери повторили этот жест. Госпожа Салливан смутилась и отвела взгляд, но потом одернула себя и прямо посмотрела на семейку. Все в сборе, пора начинать представление, а то, что будет весело я уже не сомневался.

– Итак дамы, при вызове духа прошу вас придерживаться ряда правил. Первое – ни в коем случае не переступать пентаграмму, – я дождался кивка от каждой и продолжил – второе все сказанное в зале будет протоколироваться для суда на специальный кристалл. И третье – вопросы задаем по моему сигналу. Это понятно?