– Бери лопату и быстро спуск делай, помощники из других партий будут. Ступени делай по возможности длиннее, в смысле шире.
Через двадцать минут на спуске работало пять человек. Матвей спустился, оценил, как делаются ступени, и стал копать. Земля с камнями, песком отогрелась на солнце и поддавалась легко. Поддевая пласт, кидал его в сторону и, как только ступень была готова, ровнял торец, утрамбовывал, колотя плашмя лопатой по готовой площадке, копал следующую. Где имело смысл, сообразили делать вдоль обрыва тропу без ступеней и к обеду всё и закончили. Земля настолько просохла, что хорошо держала, можно начинать грузиться. Кто-то пошутил, что ещё бы канат натянуть для страховки. Позвали начальника партии принять работу. Он вышел, постоял, оглядывая склон, что-то сказал ближнему рабочему и ушёл. Рабочий повернулся к строителям лестницы и объявил:
– Начальник, однако, сегодня добрый: сказал, что нам выкатят бочку пива.
Подбирая с земли энцефалитки, Матвей и Толик поднялись вверх и услышали шутку:
– Ну что нам на всех бочка. Так, пригубить. Просил бы цистерну.
На лице Сыроежкина (он был постарше всех) появилась хорошая мечтательная улыбка, но произнёс он совсем иное, совсем по-актёрски:
– Так-то оно, конечно, и цистерна бы пошла, но забудем до осени эти блага цивилизации. И будем нажимать на воду, чай, да компот, и конфитюр! Есть вопросы? Есть возражения? – Никто не возражал. Но сделав несколько шагов, повернулся к бригаде и добавил: – Хотя оно, конечно, почему бы не по пиву. Чай не спирт. Кто знает, все ли вернёмся.
Вся история геологии, мореплавания, авиации вполне подтверждает, что мужская работа вдали от родных стен далеко не всегда приносит беду. И в тоже время никто и никогда об этом не думает, а случившееся принимают достойно и, налив в кружки спирта, прощаются с товарищем по службе. Поэтому фраза Николая, в общем, никого не задела. Вечер прошёл за ужином, за куревом и при опустившейся на посёлок, на дома тишине. На небе зажглись сотни тысяч отполированных звёзд; ковш Большой Медведицы смотрелся совсем не так, как под Москвой, – ручкой ковша вверх, но Полярная звезда была на своём привычном для неё и людей месте. Раскладушки уставших геологов затихли. Сон забрал к себе всех сотрудников партий, не различая должностей. И Матвею, и Анатолию в эти дни совершенно ничего не снилось. Едва они забирались в спальники, как в ту же секунду засыпали, как говорят в народе, сном младенцев. А утро наступало почти тотчас же, как «младенцы» засыпали. Ночных часов совершенно не хватало, чтобы выспаться. Обязательно кто-нибудь спросонок спрашивал:
– Что, уже утро?
Как-то утром по дороге на базу Анатолий мечтательно произнёс:
– Вот бы дома так спать, как в Нелькане.
– Вот здрасте, а кто мешает? Спи себе! – ответил Матвей.
Матвей и в Москве почти всегда мгновенно засыпал. Хотя нет, перед сном обязательно что-то читал. Но ответил так:
– А знаешь, подгони в каждый двор в Москве хотя бы треть всего, что мы тут перепилили, спали бы и без рук, и без ног. Я ещё застал на нашей Четвёртой Тверской и дрова, и сараи, но мал был, дрова не колол.
Утром главный сторож базы с целым обручем ключей в руке открыл лабазы складов, а начальники партий – тетради со списками необходимого для полевых работ снаряжения, начиная с больших, но лёгких ящиков со спичками. Ребята, никогда не видевшие спички иначе чем привычными коробками в магазинах, очень удивились тому, как надёжно были сколочены фанерные ящики, обитые для крепости полосками жести. Заведующие складами отмечали в своих ведомостях, сколько кому выдали мешков с рисом, гречкой. Поровну, по числу членов партий, делили деликатесы с конфитюром и печеньем, сахаром и банками с вареньем. И всё это съестное вместе с лопатами и топорами, кайлами и пилами на плечах теперь уже всех сотрудников, а не только рабочих экспедиции было перенесено на берег к сходням на баржу и складировалось там так, чтобы и лежало и не мешало, и достать легко. Впереди несколько дней путешествия по реке, значит, надо будет варить еду, умываться, фотографировать, читать, спать, смотреть на берега и плыть, плыть. Грузились два дня. Словно муравьи, бегали по лестнице на склоне. Вниз уж точно было легче нести поклажу, прямо несло, особенно если груз тяжёлый, но и сорваться запросто. Матвей подошёл внутри склада к светлым мешкам с рисом. Прочитал на бирке «РСФСР. Министерство пищевой промышленности. Фабрика… Рис. Вес – 90 кг». Ух ты! «Дата упаковки – 17 ноября 1960 года». Матвей оглянулся и, увидев, что он один на складе, стащил верхний мешок на пол, поставил его на попа, примерился и, присев, обхватил его руками, вобрал воздуха, как со штангой, и не влёгкую, но взвалил на плечо этот девяностокилограммовый мешок. Тяжесть этих килограммов придавила Матвея. Он постоял, пошевелил плечами, решил, что осилит, решил нести вниз к барже. Мешок просто припечатывал ноги к доскам слада. И с первого шага всеми мышцами Матвей выровнял свои ощущения и пошёл, пошёл… не давая мешку лишней инерции, выравнивая, скрепя мышцы волей. Встретились Толстокулаков с Викой, посторонились. Ещё встречались ребята, и все сначала удивлялись, а затем, уступая тропу, в спину посылали: «Силён!» С полдороги мешок уже не был таким тяжёлым, а когда по прогибающимся под ним сходням Матвей поднялся на баржу и ровно, шевельнув плечом, спустил его и поставил стоя рядом с продуктами, по тому, как расправилось тело и… отпустило мышцы, понял, что это был настоящий вес. Дыхание перехватило.