Немногим позже и с барж спустили сходни. Смотреть за всем этим было очень интересно. За работой наблюдал также кто-то на буксире, в капитанской фуражке.

– Боцман, наверное, – предположил Матвей. – Видишь, какой спокойный.

Боцман молча стоял на корме, поглядывал на всё, что делали матросы.

– Странно, в кино или в книжках боцман – это «три холеры, две чумы», а тут как в рот воды набрал, – сказал Анатолий.

Но тут к боцману из рубки вышел кто-то и в фуражке, более стройный и выше ростом. Как только бросили на баржу сходни, Гаев поднялся на переднюю баржу и по трапу прошёл на буксир, поздоровался с ними.

– Наверное, этот высокий и есть капитан, – глядя, как Гаев здоровается, сказал Матвей.

Капитан был в фуражке с белым верхом, сверху смотрелся высоким, но кряжистым и носил небольшие усы. На спинах барж (одна оказалась коричневой, а не ржавой, вторая – чёрной) были видны, по четыре на каждой, огромные квадратные крышки люков. Баржи неожиданно высоко по сравнению с буксиром поднимались над водой. Не выдержав искуса, ребята слетели вниз и поднялись по сходням, на которых через примерно тридцать сантиметров были прибиты поперечные рейки, чтобы было во что упираться ногам, на баржу и только тут разглядели, что она не коричневая, а тёмно-рыжая. Металл её был как будто закален ветрами, дождями и не требовал краски. Подойдя к краю баржи посмотреть на реку, удивились, что совсем нет бортов. По периметру тянулся совсем скромный борт, дай бог в десять сантиметров.

– Странно, – сказал Матвей, – а если того. И схватиться не за что.

– А ты не того, – ответил Анатолий, – баржа большая, не шастай по краю.

Вторая, чёрная баржа оказалась новенькой, только что с завода, поэтому и блестела чёрным кузбасслаком, как паровоз. Обошли и её по периметру, чувствуя ногами через пол, как вода реки бьётся под днищем, стараясь стащить и унести эти посудины. Издалека увидели, как Гаев, попрощавшись с капитаном, пошёл вверх на берег. На самом верху обернулся, увидев ребят, махнул им рукой, чтобы они тоже поднялись. Когда Анатолий и Матвей догнали начальника, он, радостный, что всё в порядке, этой радостью и поделился:

– Вот, так что значит завтра и начнём грузиться. Капитан сказал, что в запасе есть полмесяца.

Сейчас по домам. Есть, спать, сил набираться.

И, когда пошли друг за другом (начальник первым), Матвей не удержался и спросил:

– А когда поплывём?

– Как когда? – с удивлением в голосе обернулся Константин Иванович. – Не терпится?

– Есть такое, – ответил ему Анатолий.

– А вот как загрузимся, так и пойдём. – Помолчал – видно, своим мыслям. – Так что, ребята, ещё наработаемся! И вообще – вы молодцы! Будем вам досрочно разряд повышать.

– Толь, – вдруг почти остановился впереди шагающий Матвей, – надо бы письма домой отписать, когда ещё случится. А тут почта есть, сам видел.

И вечером ребята засели за письма, где почти слово в слово писали, что долетели благополучно, что кормят хорошо, что работы много, что живут в домиках, а на работу, на базу, их возят на машине. Что солнечно и ни разу не было дождя.

Утро на базе началось с небольшого собрания. Решали, кому продолжать пилить дрова, кому начинать погрузку. Баржи разделили попартийно. Самая середина старой баржи досталась партии Гаева. Рабочих Беленького и Берёзу поставили на погрузку. Грузчиков набралось шесть человек вместе с Колей Сыроежкиным и Викентием Ильяновым, плюс Толстокулаков. А Ильянова как-то сразу стали звать Викой. Даже само имя приобрело мужское звучание. А в бригадиры попал Игорь Александрович. Игорь Александрович сходу отправил Матвея делать ступени по склону до баржи: