– Я тебе помогу как смогу, но пойми, город кишит советскими солдатами. Тебе здесь будет совсем небезопасно!

– Насчёт красной армии – знаю.

И откуда ты это знаешь, кретин? Ты помнишь лишь как вскочил на крыльцо к этой проститутке и громко заорал, надеюсь, не на саму проститутку. Переферийное зрение! Ага! Я всё-таки приметил и косые взгляды, и обилие цвета хаки в униформе и окружающих. Остаётся лишь догадываться, почему тебе вообще дали добраться живым до чьей-либо двери. Да, именно дали! Сейчас ты жив не по своей воле! Скорее по чьей-то глупости или из интереса тебе дали пройти такой путь!

– Дама, я принёс вам шоколад! Я вас люблю!

– Эх, знаю я, что это за шоколад! На лице всё написано и по походке можно было догадаться. Глаза вообще ни с чем не спутаешь!

Она целует меня в губы. Увы, без языка! Я отчётливо ощутил, что мои глаза не могут найти себе места в этой комнате, они блуждают повсюду! Неужели ей известен первитин? Неужели ей известно что это? Кстати, мы говорим по-немецки. Она разговаривает совершенно без акцента. Куда я попал? Я знал, что помочь мне может только проститутка, как правило, они дружат с медициной и поэтому по медицинским вопросам можно спокойно обращаться к ним. Да и кто будет среди бела дня кричать на всю улицу «я ищу врача?» – это как-то стыдно, бросается в глаза, да и все начинают понимать, что ты уязвим, а ведь никто не хочет выглядеть и тем более быть уязвимым. Вот орать «где здесь шлюха?» на улице гораздо более естественно и сподручно, врачи по улицам не ходят, они сидят по кабинетам. Проститутки на улицах, можно сказать, работают. Тем более, я часто видел, как люди на улицах обращаются к шлюхам, зовут их (пускай это и их родные сёстры), а чтобы к врачам обращались на улице – ни разу не видел, поэтому поступил как нормальный здравомыслящий человек, бегая по улице в нацистской форме и крича всем окружающим «где здесь шлюха? кого здесь трахнуть?».

– А ты из какого региона?

– Из иль де Франс.

– Так ты не немец? А так говоришь хорошо, как будто это твой родной язык.

– Ну, мы дружили с немцами во дворе. Одному даже глаз выбили, а другому – руку сломали.

– И как это доказывает вашу дружбу?

– Вам, немцам, не понять.

Повисла неловкая пауза. Стоило ли шутить на тему франко-германских отношений в такую минуту? Стоило. Если какая-то шутка способна заставить принять её решение, которое приведёт её к могиле – это не мои проблемы. Стоп! Моя жизнь зависит от неё! Я попытался уничтожить неловкую паузу как мог:

– Блядь, а ты здесь из какого села?

– Приехала сюда работать… неважно. Я просто здесь оказалась. И всё. Не было у меня знакомых и друзей. Большевики пришли и отобрали всё. Просто потомучто я говорю по-немецки, потомучто я немка… Это было так легко им сделать!

Её комната была абсолютно пустой. Только матрас и всё. И полупрозрачные занавески на окнах. Она так и не ответила на вопрос, откуда она. Но у меня уже появились первые догадки.

– И как ты здесь выживаешь?

Её голос стал дрожать, дыхание стало ещё более неровным. Сейчас я слышу то, чтобы было и так мне очевидно. Но мой мужской менталитет не верит разнообразным намёкам, антуражу и косвенным признакам: он любит знать вещи точно, он верит и любит лишь то, что проговаривается вслух. Поэтому, я всегда ценил женщин, умеющих честно говорить и признавать то, что, казалось бы, может признавать и высказывать им и самим неприятно. Я всегда ценил честность.

– Я… я сплю с ними. С красными. Они заставляют меня… Иначе меня убьют. А куда идти – я не знаю.

Я не понимаю, что ей не нравится. Большевики пришли, оставили ее в живых, да, отняли, но только самое лишнее, можно сказать, ненужное и даже дали ей работу. Сосать член? Да кто бы сейчас от такого отказался? На хлеб хватает, а сколько на нём самых разнообразных приправ может оказаться! Сложные времена требуют сложных решений, порой не совсем очевидных.