– Ты мне нравишься! Ты такой милый!

Нет, ну это уже совсем свинство! Далее следует ещё один резкий удар моего кулака. Она падает, приземляясь на затылок. По полу из её прекрасной головы льётся кровь. Не сильно – жить будет, но льётся. Она сгибает правую руку в локте, пытаясь ею дотянуться до виска. Левой у неё это получается успешнее. Она лежит на полу с едва выразимой гримасой, не выражающей ничего кроме боли.

Может, зря я её так?

Ты когда-нибудь заткнёшься, мой драгоценный внутренний голос? Твоя паршивая пасть вся в пене! Твой ментальный собачий лай всё никак уймётся! Не утихнет! Я чувствую, как по мне разливается непонятная энергия… Кажется, последний раз я это чувствовал перед тем вскочить на лошадь, точно после того как надел противогаз! Что это было? Почему я не помню ничего до того момента в этот день? И в этот ли день вообще? Я имею ввиду, был тот самый день – сегодня? Не знаю, как объяснить самому себе то, что на самом деле имею в виду. Ах да. Не время извиняться за случайные небоевые потери, когда сам заплутал, когда ты сам – заброшенная небоевая потеря. Классно, оправдания всегда были моей самой сильной стороной. В этом отношении, я стою на ногах крепко! Я уверенный в себе человек, даже слишком! Я самоуверен и самонадеян. Я – парад самых разнообразных самостей и коллекционер самых разнообразных самок! («Я», «я», «я» – улавливаете?) Они, в свою очередь, тоже оказывались коллекционерами! Я всегда был в подходящей мне компании! Иногда, кстати, компания была на вырост, но я не жаловался. Мне в пору сейчас рассмеяться! Но, почему-то, стыдно перед самим собой, поэтому я перешагиваю через всё, что лежит на полу, включая тело, едва сдерживая смех, хотя никто не видит – лицо всё горит от стыда, я едва сдерживаю истерику, а то, вдруг, засмеюсь и ненароком порву себе всё лицо.

Я выбегаю на крыльцо, захватив с собой все, что мне было интересно. Чёрт, надо было у неё узнать, где ближайший город! Тем временем, в штанах у меня, наконец, наступило пробуждение.

***

С выпученными глазами, буквально натянутыми на лицо, которое буквально натянуто на буквально выпученный череп, я кричу на польском те единственные слова, которые на нём знаю: «Ты… ШЛЮХА?!». Казалось, что целый квартал, если не весь город сейчас, только что меня очень-очень хорошо расслышал и понял, особенно последнее слово. Городок кишел советскими солдатами. Проститутка накинула на меня свою шаль и стала быстрыми-быстрыми движениями меня подталкивать внутрь здания, буквально заталкивая в дверь: «Тише! Давай! Идём, идём!». Она старалась как можно сильнее смягчить свой голос, но её нервозность была мне очевидна. С собой я ничего не мог (или не хотел) в тот момент поделать. Из меня разве что пена не текла: изо рта, из глаз, из носа, уретры – из чего угодно! Моя кожа горела так, что, казалось, от неё идёт пар… или дым. Я как сумашедший уголёк нырнул в здание, а затем по тёмному сырому и заплесневелому коридору – в комнату проститутки. Комната была пуста.

Я чувствовал себя так, будто моё тело вот-вот выползет наружу, разорвав кожу в каждой её точке одновременно и убежит-разбежится сразу во все стороны: полетит-поползёт от стыда – лишь бы со мной больше не встречаться взглядом, мыслями, не быть мной. Мысли заворачивались в крендель, в бретцель! Посыпаный с избытком солью тревоги! Нет, это не метафоры! Я был уверен, что меня сожрут, таким сладким представлялся я сам себе в тот момент! Солёненьким-то уж был точно! Я захлёбывался от пены, мои глаза захлёбывались от слёз и буквально рвались вон как из глазниц, так и по швам мельчайших кровеносных сосудов! Руки уже были вывернуты наизнанку и закручены по-садистски, как окружающая окопы колючая проволока. Мне некуда… Больше! Что?!