- Что случилось? – спросил Морей, зайдя в чулан. – И почему ты здесь?
Что-то произошло, он понял сразу, увидев за столом заплаканную Марью, угрюмого более обычного Кощея и Княжича с разбитой губой.
- Уж больно пердит Ванька, - буркнул Кощей. – Глаза ест, до слез.
- И это все?
- Да.
- Кощей, не лги мне! – разозлился Морей. – Обидел Марью Иван? Это ты ведь ему ряху разбил?
- Она просила не говорить, - после долгого молчания ответил тот. – Не за него боится, за Любаву. Что та горевать будет, если…
- Если выгоню паскуду из дома?
- Больше он к ней не подойдет.
Кощей сказал это так твердо, что Морей только похлопал его по плечу и вышел, не добавив больше ни слова.
И если других это подтолкнуло бы друг к другу, Кощея с Марьей – напротив, развело. Точнее, Марья теперь старалась держаться от парня подальше, плакала по ночам в светелке, а тот ходил мрачнее тучи. А потом Рада с Любавой заговорили о замужестве, и Морей пришел к дочери, намереваясь узнать наконец, в чем дело. И узнал – что намерена та навечно остаться в девках.
Так прошло два года. Сверстницы Марьи уже нянчили детей, а она так и ходила в рубашках и девичьем венце. У Морея изнылось сердце смотреть на нее и на Кощея. И однажды не выдержал. Увидел, как взял тот Марью за руку, а она вырвалась и убежала. Пришел в чулан, где ученик лежал на скамье, глядя в потолок, сел в ногах и сказал:
- Люб ты ей.
- Правда? – с горечью усмехнулся Кощей.
- Обетная она. Вымолил я ее у Марены, но теперь служит ей.
- Я тоже. И меня мать обещала Марене и Макоши.
- Знаю, - Морей потер ноющие виски. – Вот только Марья должна была умереть. Я бы охотно отдал ее за тебя, если б она могла. Может, уйти тебе? Не подумай, не гоню. Но если будет легче, держать не стану.
Кощей долго молчал, потом сел, вздохнул тяжело.
- Не смогу. Уйти не смогу. Уж лучше так, чем вообще ее не видеть.
- Ты молодой, полюбишь другую. Женишься.
- Нет, - Кощей упрямо помотал головой.
Наверно, правильнее было бы все же выставить его за порог. Перемучились бы – и он, и Марья, а там улеглось бы. А вот не мог. Потому что помнил себя. От Любавы когда-то отступился – хоть и нравилась, но не любил. От Добронеги сам бы не ушел. Лишь бы быть рядом, видеть ее. Даже если б знал, что никогда не будет с ней.
- Ну как знаешь.
Морей поднялся и вышел. Не его это была тайна, чтобы рассказывать, почему Марья не хочет замуж за любимого. Но с того дня повисло в воздухе что-то томящее, тревожное, как собирающаяся гроза. Уже где-то поблескивали молнии и глухо ворчал гром. Чувствовали это все. Иногда гроза проходит стороной. Но эта – не прошла.
- Не испортил бы Кощей девку, - сказала Морею Любава. – Смотрит на нее, как кот.
- Не твоя забота! – вскипел он. – Лучше за сыном своим приглядывай, пока я ему руки не пообломал.
- Женить бы его, Мореюшка. Ивана.
- Так за чем дело стало? Давно пора. Рада живет у нас. Пусть Иван берет жену и идет в тот дом. Или я должен невесту искать?
Княжич сначала уперся, но когда узнал, что ему отдадут дом Рады, нехотя согласился. Сватов отправили к зажиточным соседям, и те не возражали, однако сама Алена, красивая и неглупая, с плачем ответила, что скорее утопится, чем выйдет за Ваньку Княжича. Так дело и не сладилось.
Морей помалкивал, Любава кручинилась, Рада ворчала, что девки пошли слишком уж переборчивые и много взяли себе воли, а Княжич злился на весь свет пуще прежнего. Только Марья с Кощеем не замечали этой суеты, все чаще поглядывая друг на друга, словно уже устали бороться с собой, словно сил не осталось.
Снова пришло лето, и перед Ярилиным днем собрался Морей в лес отметить места, где растут особые травы – те, которые собирают в праздник до света. Без отметин в полутьме не найдешь. Но прибежали за ним – позвать к мальчику с падучей.