"Это шикарное место, – сказал он, когда мы с ним прощались. – Я прихожу сюда уже три недели и, поверьте мне, не буду отбрыкиваться, если они решат продержать меня ещё столько же".

Позже мы посетили в России множество ночных санаториев, обнаружив, что все они необычайно хорошо организованы и весьма эффективны в своей активности по оказанию помощи мужчинам и женщинам, которым угрожала потеря здоровья.

В тот же вечер мы пошли в "Красное кино" на Невском проспекте и посмотрели картину о тайной деятельности революционеров в дореволюционные дни 1905-го года. Это был прекрасно снятый немой фильм, и зрители громко выражали свои чувства, освистывая всех представителей старого режима и радостно аплодируя всякий раз, когда подпольщику выпадала удача. Когда всё закончилось, мы побрели по Невскому проспекту обратно в гостиницу, и пока мои спутники обсуждали киноленту, я немного отстала, жадно разглядывая все знакомые старые дома и витрины магазинов. И снова я почувствовала себя призраком, годы спустя после своей смерти вернувшимся в город, где он когда-то был жив.

"Прежде в этом магазине была безумно красивая витрина с фарфором, – думала я, глядя на выставленные книги и карты сквозь большое стекло. – А вот то место, где я купила маленький терракотовый бюст Моцарта на свои рождественские деньги, когда мне было двенадцать лет. И все домашние надо мной потешались, а мой брат Мики сказал, что это глупое позёрство и пустая трата денег – покупать Моцарта вместо коробки конфет, потому что ему не хотелось смотреть на Моцарта и он любил конфеты. А здесь раньше была старая аптека Артура Дица …"

"Ну же, давай, какого чёрта ты отстаёшь? – развернувшись, крикнул Вик и, взяв меня за руку, потянул за собой. – У тебя такой вид, будто тебе что-то привиделось или ты замечталась".

"А я и правда замечталась. Смотри, это Аничков дворец. И мы подходим к знаменитому Аничкову мосту с четырьмя группами бронзовых коней и людей по всем его углам. Я могла очень чётко видеть их из своего окна, ведь вон там наш дом – третий слева по Фонтанке. Он старинный и относится ко временам застройки Петербурга".

Мы остановились на мосту, чтобы на него поглядеть. Он по-прежнему был выкрашен в бледно-жёлтый классический цвет Старого Петербурга, и его остроконечная крыша резко выделялась на фоне залитого лунным светом ночного неба. Все окна были тёмными, за исключением тех, что принадлежали гостиной моей матери, где был включён свет, и мне казалось, что я вижу мерцание старой хрустальной люстры. На несколько мгновений у меня возникло чувство, что в действительности я нахожусь внутри дома, переходя из комнаты в комнату и видя каждую деталь с поразительной ясностью. И не только это, ведь, подобно вспышкам в мозгу тонущего человека, я узрела быструю череду знакомых сцен, каждая из которых длилась, возможно, всего лишь секунду. Я увидела мою мать, читающую в кресле у камина; моего отца, играющего в карты с Профессором; себя саму за маленьким деревянным столом в моей классной комнате, готовящую уроки к следующему дню, с бультерьером Джохансоном Реске у моих ног; всю семью, сидящую за обеденным столом; моего брата, фехтующего в своём кабинете; и снова маму, стоящую перед высоким зеркалом, поправляя бриллианты в напудренных волосах, в то время как её старая служанка Юлия ползает на четвереньках вокруг неё с полным ртом булавок и разглаживает складки её длинного платья из рубинового бархата …

"Давай, надо идти", – произнёс рядом со мной, разрушая чары, знакомый голос Вика.

И мы, больше не делая остановок, поспешили дальше по Невскому проспекту.