При осмотре ванной комнаты экскурсовод указал на огромную мраморную ванну и сказал: "А это был бассейн Николая, где вода непременно была окрашена в розовый или голубой цвет, чтобы выглядеть как можно более привлекательной. Однако, так как раньше воду меняли лишь один раз в неделю и в ней купалось всё семейство, она, разумеется, никогда не бывала особо чистой", – что звучало как анекдот, поскольку в это трудно было поверить.

"Я думаю, этот человек привирает или даже выдумал эту чепуху", – прошептала я Вику, который, как водится, громко рявкнул: "Тише!"

В третьем и последнем кабинете царя, оформленном так, чтобы походить на корабельную кают-компанию, на бильярдном столе всё так же лежали военные карты с воткнутыми в них мелкими флажками.

"Там, наверху, – продолжал экскурсовод, указав на деревянную галерею в углу комнаты, – обычно пряталась Александра, слушая разговоры Николая с его министрами. И когда всё шло не так, как ей хотелось, она писала и отправляла ему небольшие записки".

Затем мы перешли в покои царицы, известные своим прискорбным отсутствием вкуса: уродливую гостиную в стиле "современного искусства"; гостиную с большой картиной Благовещения и множеством фотографий и сувениров времён её девичества в Дармштадте; лиловый будуар, где она проводила так много времени на своём диване; и, в конце концов, спальню с двумя узкими латунными кроватями в нише, где на главной стене висело большое количество икон. Унылые комнаты, полные грустных воспоминаний. Я чувствовала себя в них незваной гостьей – совершенно так же, как когда читала "Письма императрицы императору", – и со вздохом облегчения покинула этот дворец.

На обратном пути мы снова ехали третьим классом, хотя на этот раз нам удалось скучковаться всем вместе. Поскольку вагон был донельзя переполнен, Вику пришлось какое-то время постоять, пока вдруг не поднялся мужчина и не предложил ему своё место, с улыбкой промолвив: "Я делаю это, чтоб укрепить добрые отношения между Америкой и нашим Советским Союзом. Возможно, это поможет вам нас официально признать", – и, добродушно всем нам подмигнув, хлопнул Вика по спине.

Я примостилась рядом с девушкой нежного вида в одежде, которая, очевидно, знавала лучшие времена. Искоса понаблюдав за мной несколько минут, она вдруг резко повернулась ко мне, будто собираясь что-то сказать, затем так же быстро передумала и, вздохнув и закрыв лицо руками, просидела потом неподвижно до самого Ленинграда. Дважды я пыталась с ней заговорить, но она лишь качала головой, в то время как две крупные слезы скатились сквозь её пальцы на колени.

Позже в вагон вошёл дряхлый нищий и встал в проходе рядом со мной, так что я могла видеть, как вши копошились в дырах его дурно пахнувшего драного пальто.

"Ах, ми шре́клихь!"16 – вскричал сидевший напротив меня юный Руппрехт, и, зажав нос, постарался отодвинуться как можно дальше от старика и его ужасных лохмотьев.

"Слушай, не повезло тебе с этим парнем в качестве соседа, – воскликнул Вик, великодушно предложив поменяться со мной местами. – Да ведь я даже отсюда чувствую его вонь".

Но в столь плотно забитом вагоне не было никакой возможности пошевелиться, поэтому я осталась на своём месте, прислушиваясь к разговорам вокруг и пытаясь забыть о присутствии бедолаги в пальто, наводившем меня на мысль об определённом сорте сыра под микроскопом.

"Таких, как он, осталось крайне мало, – заметил мой сосед-красноармеец, услужливо убирая складку жуткого на вид ветхого одеяния с моих колен. – В течение многих лет советское правительство мирилось с профессиональными нищими, пытаясь всеми способами заставить их работать. Но те не желали, поскольку, очевидно, попрошайничать было гораздо выгоднее. Затем в один прекрасный день по всем крупным городам прошли рейды, всех этих птичек поймали, посадили в специальные поезда и вывезли за сто километров вглубь страны, предложив либо вернуться пешком и работать, либо остаться там и голодать, потому как, насколько вы знаете, 'кто не работает, тот не ест'. И вы бы видели, как они бегут обратно в города и выпрашивают работу, чтоб поменять свою жизнь. Именно поэтому вы теперь нигде не встретите большого числа бродяг, а этот старик, слава богу, довольно редкий экземпляр".