Довершали облик калоши "мама не горюй" на босу ногу.
Мужик был с глубокого похмелья.

-- Чего надоть? Не вишь, человек приболел, мучается. Стучит тут. Посудина вон разбилась, -- и он махнул рукой в коридорчик, где и правда валялся старый жестяной бидон с отбитой крышкой.
Вере стало ясно, что сегодня Петрович не ездок.

Она глубоко вздохнула, и, не сказав ни слова, развернулась и стала спускаться с крыльца.
--. Постой, постой! Тебя что ль свезти куда надоть? -- Петрович забеспокоился, и двинулся следом.
-- Так я мигом. Только поправлюсь чуток, у меня и пивко припасено.
Как раз для такого случая.
Вера поперхнулась.
-- Благодарю, но пока у меня нет склонности расстаться с жизнью, извините, -- и она накинула на голову капюшон, потому что снег все-таки пошёл.
Однако Петрович был мужик настойчивый. И если дело касалось извоза, а, стало быть, свободных денежек, то...
-- Эээ... Вы это, барышня, погодите... ,-- он споренько двинулся за Верой.
-- Да погодите вы... Эта, куда надо-то? -- задыхаясь, но уже куда бодрее, проговорил он.

Вера все-таки обернулась.
-- В село, где бывшая барская усадьба, -- сказала она, не зная и зачем. Понятно, что с таким водителем далеко не уедешь. Точнее, как раз уехать-то можно очень далеко, в том числе и на тот свет.
-- Так это я мигом домчу! – бодро вымолвил Петрович, и догнал наконец Веру.
-- Вы не смотрите, что я... это... выпивши... был вчера...
У меня метаболизьм как у дитенка...
-- Дай, барышня полчаса, огурцом буду или я не я!

Вера с большим сомнением смотрела на Петровича, но что-то, не иначе, как интуиция говорила -- а не врет мужик.
Да и перстень, за ради удобства повернутый камнем внутрь, погорячел и стал припекать как недавно вытащенный из печи пирожок.

А Вера за такое короткое время общения с подарком уж поняла, что это что-нибудь да значит. Вроде как одобрение высказывал, поддержку давал. Вере даже на сердце потеплело, и она поняла, как ей, оказывается, нужна поддержка. Странное это было чувство и удивительное. Всю - то жизнь, после маминой смерти, Вера полагалась на себя и только на себя.

-- Договорились, -- неожиданно ответила Вера, чем повергла Петровича в некоторое радостное изумление. -- Только скажите, есть тут кафе какое?
-- Да как не быть! Как раз во-он за тем поворотом, чайная наша "Бараночка".
Через полчаса там как штык буду!
И Петрович, реально трезвея на глазах, порысил к дому.

Вера же отправилась к чайной. Да и пора.
Снег сменился мелким дождём, который как бы и не дождь совсем, а так, морось, не стоящая внимания.
Только не заметишь, как и промокнешь, чуть ли не до нитки.
Вера такую погоду терпеть не могла.
Она вообще была человеком крайностей, никаких полутонов не признавала.
Дождь так дождь, снег так снег, а не это снулое марево.
Закинув рюкзачок фирмы «Сансоньет» за плечо, она ускорила шаг, торопясь оказаться в теплом и, главное, сухом месте.

Противная морось попала-таки на лицо, как ни натягивала Вера капюшон. Так что она облегченно вздохнула, открыв тугую дверь чайной.
"Бараночка" представляла собой небольшое помещение, где стояли почти впритык пять столиков, покрытых клеенкой в веселеньких ромашках.
В такой обстановке ромашки смотрелись весьма органично, согревали глаз после непогоды за окном.

В парадном углу имелась буфетная стойка, за которой сидела сдобная молоденькая девушка со смоляными кудрями под белым колпаком.
Не считая ее, чайная была пуста.
Очевидно, местные жители в это время не жаловали чайную посещением.
Но главное, здесь было тепло и сухо.

Вера выбрала столик у окна, расстегнула аляску, и повесила её на спинку стула.