трудно усвоить исчерпывающую универсальность трёхчлена «так точно-есть-никак нет!». Место его известно: сиди, лопух, и не рыпайся. А он рыпался. Да как! В кратчайшие сроки – лучший замполит. Его отдел – первый по наглядной агитации и мероприятиям к датам. Разработки размножаются по краю как образцы… Вот оно заветное поле для взлёта! Вот где бы и воспарить! А он, к неудовольствию начальства, жаждет засад и задержаний: вот вам «ботаник» и опер в одном флаконе! Не только жаждет, но и участвует как простой оперативник. И зачем ему грязь, кровь, да ещё и с риском для жизни? Но, закусив удила, остановиться трудно. Для оперативной работы требуется специальное образование. На стремительном взлёте партийной карьеры ст. лейтенант (а то и капитан) Кирилюк – курсант Высшей школы милиции. И уж затем (правда, не сразу: впереди «лихие» 90-е) – боевой генерал. Слово боевой следует понимать буквально, поэтому не заковычиваю и никак его не выделяю. Да, карьеру он сделал. Но не в кабинете. А там где грязь и кровь. И ещё немножко стреляют. Как и кем? писать не буду. Он и сейчас большой начальник3. Но это там, у них, он – начальник. А для меня, как и прежде – Серёжа. Мосластый и на вид неуклюжий. С плотницкой ухваткой и мальчишеским чубчиком (признаться, то, что осталось, чубчиком может быть названо лишь условно). Интеллигентствующий. Читающий на память бунинское «Одиночество»:

В первой половине 60-х прошлого века самой популярной передачей на Центральном телевидении (других каналов тогда ещё просто не было) был КВН – клуб весёлых и находчивых. Официально участниками этой всесоюзной игры были студенты вузов – по общему признанию самые весёлые и самые находчивые. В игре более всего ценился юмор – дитя свободного ума. А без этой молекулы свободы – «с закрытыми глазами, с преклоненной головой и запертыми устами» – разрешённый «юмор» оказывался лишь жалкой пародией на самоё себя. Поэтому в кэвээне (при том, что недреманное око бдило днём и ночью) позволялось то, чего никому больше тогда позволено не было.

А уже во второй половине 60-х в КВН играли повсеместно, и только ленивый не попытался хотя бы разок, выйдя за рамки дозволенного, подразнить гусей. И наша школа не была исключением. Готовилась игра двух девятых – «А» и «Б». Конечно, никаких гусей никто дразнить не собирался. Ни наши классные руководители, ни старшая вожатая (их право на контроль даже не обсуждалось) этого бы просто не допустили, да и мы тогда в конце 60-х ещё не были тотально подвержены губительному влиянию вездесущего госдепа.

Подготовка шла полным ходом: выбиралось название команды, готовились вопросы сопернику, шли беспрерывные консультации на дому теми из наших, у кого братья или сёстры были студентами… Шёл строгий отбор участников команды. Я был отобран единогласно как любитель публичных дебатов на уроках. Каюсь, было дело: адвокатствовал за всех, кого «несправедливо» оценили или удалили с урока. Признаю, и сам не раз был удалён, когда по подоброй воле, а когда и по воле пославшего меня… Ведь такое, с позволения сказать, хобби, не нравилось никому из учителей, кроме нашей крутой филологини – Анушки. Она же, напротив, всячески поощряла мои девиации, мудро перенаправив мутный поток клокотавшей во мне энергии на дебаты с героями (а то и самими авторами) Достоевского или Толстого.

Но одно дело, получив слово, самому вступать в спор с убивцем Раскольниковым или миротворцем Каратаевым и, ораторствуя, от своего имени соглашаться или не соглашаться с ними. Другое – быть частью команды и, что самое противное, всё время оправдывать ожидания. В этом, как я интуитивно чувствовал тогда, и как осознал потом, и была главная ошибка единогласно избравших и пославших меня на сцену.