Приносит в жертву жизнь – свою, а не мою.
История полна резни и эшафотов,
Старуха-Смерть идет, косою нас кроша…
Зачем же нам самим ей облегчать работу?
Я целиком за смерть – но только не спеша.
С английского
Вильям Шекспир
(1564-1616)
Сонет 66
Устал я жить. Смотреть невмоготу,
Как совесть продают за медный грош,
Как праведник впадает в нищету,
Как силу обессиливает ложь,
Как растлевает чистоту разврат,
Как подлой дряни воздают почет,
Как совершенство топчут и хулят,
Как вдохновенью затыкают рот,
Как над святым глумится жалкий шут,
Как власть над мудростью дают ослу,
Как нагло правду глупостью зовут
И как добро послушно служит злу…
Проклятый мир! Ушел бы из него,
Но не бросать же друга – одного.
Сонет 73
То время года видишь ты во мне,
Когда на голых мерзнущих ветвях
Два-три листка трепещут в тишине,
Сменившей сладостное пенье птах;
Ты смотришь на меня и видишь час,
Когда уже чернеет небосвод,
Когда закат уже почти погас
И Ночь, двойница Смерти, настаѐт;
Во мне ты видишь миг, когда костер
Вот-вот на куче пепла догорит:
То, что его питало до сих пор,
Его неумолимо истребит…
Ты видишь, что разлука так близка –
Но тем сильнее любишь старика.
Сонет 130
В глазах моей подруги солнца нет,
Нет на ее щеках дамасских роз,
Зато на голове растет букет
Не золотых, а угольных волос;
Нимало не похож на фимиам
Идущий изо рта зловонный дух;
Хоть я люблю внимать ее речам,
Но музыка приятнее на слух;
Хоть поступи богинь я не видал,
Ее походка явно тяжелей;
Уста моей подруги – не коралл,
И снег куда белей ее грудей;
Но я ручаюсь, что она красива,
Как и любая из воспетых лживо.
Джордж Этередж
(1635-1691)
Даме, спросившей автора, долго ли он будет ее любить
Сколь долгой будет наша страсть –
То скрыто, Селия, от нас;
Быть может, суждено пропасть
Всей нашей неге через час:
Ведь неизменная любовь
Бывает только у богов.
А мы не боги. Посему,
Покуда не угас наш пыл,
Стремиться нужно лишь к тому,
Чтоб каждый миг приятен был.
Ведь глупо было бы решить,
Коль смертны мы – совсем не жить!
Вильям Блейк
(1757-1827)
Тигр
Тигр, сверкающий, горящий
Черной ночью в черной чаще!
Мановеньем чьей руки
Зажжены твои зрачки?
Ты чудовищно прекрасен,
Ты воистину ужасен!
На каких крылах парил
Тот, кто это сотворил?
Кто чертил твое сложенье?
Кто лепил твои движенья?
Кто решился жизнь вдохнуть
В эту огненную грудь?
Кто ковал твой мозг зловещий?
Что за молот? что за клещи?
Что за страшный взор следил
За извивом гибких жил?
И, закончив труд свой к ночи,
Улыбнулся ли твой зодчий?
Неужели это был
Тот, кто агнца сотворил?
Роберт Бернс
(1759-1796)
Финдли
– Стучат? Кто ж это может быть?
– Да кто же, как не Финдли!
– Ступай! Тебе нельзя здесь быть!
– Ну да! – ответил Финдли.
– Да как же ты сюда прошел?
– Прошел, – ответил Финдли.
– Ведь ты озорничать пришел?
– Ага, – ответил Финдли.
– Да если я тебя пущу…
– Пусти, – ответил Финдли.
– Себе я это не прощу!
– Прости, – ответил Финдли.
– Ведь ты остаться здесь не прочь…
– Не прочь, – ответил Финдли.
– Ведь ты не дашь мне спать всю ночь
– Ага, – ответил Финдли.
– Ведь стоит раз тебя пригреть…
– Пригрей, – ответил Финдли.
– Ведь ты повадишься и впредь!
– Ага, – ответил Финдли.
– О том, что может здесь стрястись…
– Дай Бог… – ответил Финдли.
– Клянешься ли молчать всю жизнь?
– Ага, – ответил Финдли.
Джордж Гордон Байрон
(1788-1824)
В альбом
Однажды, много лет спустя,
Замри над строчками моими,
Как путник замер бы, прочтя
На камне выбитое имя.
И, глядя сквозь завесу лет
На потускневшие чернила,
Знай, что меня давно уж нет
И этот лист – моя могила.
Альфред Теннисон
(1809-1892)
Мильтон[2]
О несравненный мастер гармонии,
О неподвластный смертному времени,
Органным рокотом гремящий
Англии голос могучий, Мильтон,