Ниночка беззвучно испарилась.

Михаил Юрьевич открыл ящик стола, достал оттуда листок с машинописным текстом, протянул мне.

– Вот, подпиши, пока суть да дело.

Взяв листок, я пробежал его глазами. Ну, конечно, «подписка о неразглашении», а чего я ожидал от этой конторы.

«…сведения, составляющие государственную тайну… предупрежден… за разглашение сведений… предусмотрена ответственность в соответствии со статьям уголовного кодекса…»

Все ясно – измена Родине – наказание: расстрел, через повешение. Даже дочитывать не стал, расписался и вернул листок.

Полковник лениво убрал листок обратно в стол и поднял на меня свои бирюзовые рентгены.

– Имя: Оккель Марк Генрихович, вам о чем-нибудь говорит?

Я аж вздрогнул. Дядя Марк… вот чего не ожидал, того не ожидал.

– Да, конечно, это мой родной дядя… по матери.

* * *

Мои родители умерли, когда мне было три года. Как мне сказали – погибли в автокатастрофе. А меня усыновил родной мамин брат – дядя Марк. В его семье и прошло мое детство. Мы жили в Ленинграде вчетвером: дядя Марк, его жена тетя Софья и её дочь, моя сводная сестра и ровесница Сашка.

Дядька, работал в каком-то закрытом ящике большим начальником, и был очень обеспеченным человеком. Жили мы в отдельной четырехкомнатной квартире в центре, имелась также, большая дача и машина «волга».

На досуге дядя увлекался холодным оружием – у него имелась приличная коллекция. Тетка была специалистом по древним и мертвым языкам – в доме хранилась огромная библиотека.

Все школьные каникулы мы с Сашкой проводили на даче. Там постоянно что-то происходило, жизнь была наполнена какими-то бесконечными приключениями и переживаниями. Тетушку очень мало волновали расцарапанные колени, растрепанные волосы и руки в цыпках – можно было делать почти все, что хочешь – лазить по деревьям, нырять головой вниз с моста, ночевать в лесу «как индейцы» и заниматься еще сотней похожих, важных дел. Каникулы пролетали точно один день – яркий, пестрый, выпадающий из повседневной реальности. Хотелось, чтобы это состояние вечного праздника и приключений не заканчивалось никогда.

Но детство, как и все в жизни, увы, кончается. Сначала пропал дядя Марк. Ушел осенью в лес и не вернулся. Был грандиозный шухер, его долго искали и милиция, и комитетчики. Мне кажется, они думали, что дядя сбежал заграницу. Нас всех трясли, как груши, но потом вдруг отстали. Не лишили ни квартиры, ни машины, ни дачи.

Тетка Софья, почему-то, отнеслась ко всему случившемуся очень спокойно. Я хорошо запомнил один случай из той поры. Тетя с Сашкой сидели на кухне поздно вечером и о чем-то разговаривали. Когда я по естественной надобности проходил мимо, тетя произнесла странную фразу: "Я всю жизнь провела у запертых дверей. Устала ждать и на что-то надеяться. Все… может, и был у меня в жизни единственный шанс, но я не сумела им воспользоваться. Попросту, испугалась…" Потом они увидели меня и замолчали. На следующий день, тетя смущенно попросила не обращать внимания на женскую болтовню, что-то говорила про успокоительные лекарства, что прописали ей врачи. Я пообещал не обращать, но осадок в душе остался. Знала она явно больше, чем говорила.

Жить, конечно, мы стали беднее, пришлось продать машину.

Прошла зима, мы с Сашкой окончили школу. Выпускные, потом вступительные экзамены в Педагогический им. Герцена, на факультет иностранных языков. Мы поступили вдвоем и успели отучиться зимнюю сессию… а потом пропала Сашка.

Сказать, что это было горе, значит ничего не сказать. Для меня, буквально, небо рухнуло на землю!

Я говорил: сестра? Но, это не совсем так. Вернее, совсем не так.