Явь

Стоп-кран действительно был сорван, и поезд, в котором мне снился этот сон, резко затормозил. До Литвы я добирался поездами. А из Вильнюса я уже летел в Париж, но с пересадкой в Лондоне. Создалось ощущение, что кому-то хотелось запутать мои следы, но я не возражал, так как всегда хотел побывать в Литве проездом и увидеть лондонский аэропорт Лутон мельком. Я считал себя загадочным скитальцем, пути которого теряются в паутине дорог. В Париже же все было организовано по высшему разряду. Красавицы у трапа с хлеб-солью в виде круасанов и шабли, лимузин и президентский номер в Рице, что на Вандомской. А потом… Но об этом вы уже знаете: кораблики, ресторанчики, Жюли и ночью, и днем, и в Фонтенбло дом. Стоп-кран был сорван неизвестным лицом.

Забытье

Ночь не наступала слишком долго. И Жюли, и Винни казались мне вымышленными персонажами. Алкоголь давал о себе знать. Ноги спотыкались, язык тяжелел. Список величайших актрис американского кино пополнялся. В него по аналогии с внешностью Жюли попали и юная Эмили Браунинг, и еще более юная Дженнифер Лоуренс, и менее юная Мария Вальверде, даже несмотря на то, что Эмили оказалась с рождения австралийкой, а Мария – испанкой. А Джию Хан и подавно звали Нафисой. А Аделаиду Кэйн я бы оставил в покое. Губы прочь от недописанных стихотворений!

В каком-то смысле «обломовщина» сродни вечности.

Я родился в городе без истории. Вернее, с ничтожной историей, наличие которой непосредственно связано с погоней за обогащением и выгодой.

Неплохой бы получился эпиграф, пиши я «книгу о родном крае».

Но в моих планах написать книгу совсем не об этом. Не о бульварах молодости и слабости вин весной.

Наше трио заигралось в покер. Я проигрывал последние детали одежды, но безотчетно верил в то, что это всего лишь игра, и мне все вернут, и заплатят еще гонорар. Я верил Жюли и Винни. Восхищаясь красивыми лицами дам на картах, я совсем не следил за происходящим. И грозящий мне пикой бубновый валет оказался последней картинкой той ночи перед моментом, когда моя память утратила нить с будущим, равно как с забытьем и с пробуждением.

Пробуждение

И вот я проснулся в крови, в поту и в похмельном тумане. Я обнимал Жюли, лежавшую бездыханно на с вензелями простыне в фамильной постели с гербом у изголовья, ворковавшую накануне со мной о любви. Я не успел удивиться, и не успел испугаться. Я успел оглядеться и заметить, что я окружен жандармами. Они-то и выдернули меня из объятий Жюли. Прокричали мне по-французски что-то невразумительное, наверное, о моих правах. Скрутили руки сзади и заключили в наручники. Мне мерещился запах до блеска отлакированных башмаков. Но специфический запах крови мне уловить не удалось. О, что же случилось с ней, отпрыском великих графинь Шампани? Меня вывели в другую комнату, и тут появились вы.

Дача показаний завершена

– Что вы мне тут понаписали? Графинь Шампани?.. – напал на Мино инспектор Саспектор, приподняв фуражку и протирая запотевший лоб платком. – Я вас всего лишь спросил: «С чего все началось и чем это все обернулось?». Мне нужны нормальные показания, а не роман в пяти частях.

– Пока что в шести, – уточнил Мино и осторожно добавил, – с прологом.

Но инспектора Саспектора не интересовали такие точности.

– Что это за фантазии? – спрашивал он и объяснял свою позицию, – я люблю, когда все по форме: опись, прóтокол, сдал, принял, отпечатки пальцев.

– Я же писатель, – решил оправдаться Мино.

– Писатель, все сейчас писатели, – язвительно произнес инспектор Саспектор и продолжил, – ну что ж, все понятно, что ничего не понятно! Будем разбираться… Через неделю вас навестит доктор Наскальный. Я ему передам вашу писанину. Вы с ним пообщаетесь, а потом мы обсудим версии, сделаем выводы, получим заключение о вашем психологическом здоровье. Ну там, чтобы все по форме было: опись, прóтокол, ну вы поняли.