– Куда?!!! – ещё ничего не понимая, но уже начиная приходить в себя, всхлипывая, произнесла Маринка.

– В шахту. Только в шахту.

Маринка оглянулась. На какое-то мгновение ужас от всего происходящего, застывший в её глазах, сменился еще более сильным ужасом от самой только мысли шагнуть в темноту, в которой, как она знала, пропали её мать и отец. И она, опять повернувшись к Егору и отрицательно мотнув головой, с твёрдостью, которой от неё в такой ситуации нельзя было ожидать, сказала:

– Нет! Никогда!

В то мгновение, когда она произносила свой отказ, медведь, словно утомившись, на секунды прекратил свои попытки преодолеть разделявшую его и его добычу преграду, и слова Маринки прозвучали в такой жуткой звенящей тишине, что, казалось, эхо от них пронеслось по всей глубине зияющего темнотой прохода в шахту. Но это эхо, отдавая только последние звуки ответа, многоголосо пронесло:

– Да, Да, Да, Да!

Медведь же, словно только и ждавший ответа Маринки, взревел ещё громче. Затем, будто утроив свою и так немалую силу, снова налёг на дверь, которая, треща и звеня остатками петель и запоров, уже готова была сдать свои позиции. Егор, уже больше не дожидаясь согласия Маринки, крепко сжал её руку и практически прыгнул в леденящую темноту шахты. Маринка вынуждена была последовать за ним, так сильно он держал её руку.

Они сделали лишь несколько шагов, как за их спиной раздался страшный треск, и дощатая перегородка, до сих пор отделявшая их от разъярённого зверя, наконец-то начала падать под натиском навалившейся медвежьей туши.

Глава 4. Провал

Егор, увлекая за собой сопротивляющуюся Маринку, сделал несколько шагов в глубину шахты и сразу окунулся в пугающую густую темноту. Явственно слышал он за собой грохот ломаемой преграды. Он чувствовал, как медведь со страшным рёвом рвётся вслед за ними. Егор понимал, что шансов скрыться от зверя нет, но он был готов бежать, не останавливаясь и не разбирая дороги вперёд, только бы уйти самому и увести Маринку от надвигающейся опасности, опираясь на призрачную надежду на спасение.

Медведь, вероятно, замешкался под обломками обрушившейся на него дощатой стены или по какой-то иной, неведомой для Егора причине, но Егор, слыша за собой страшный рёв зверя, всё же с каждым шагом удалялся от этих страшных звуков. Рёв медведя оставался позади. Пока он не приближался – надежда на спасение была, а потому Егор, не отпуская руки Маринки, бежал и бежал вперёд, не разбирая дороги, которую, впрочем, и невозможно было разобрать в кромешной темноте шахты.

Егор, убегая от медведя, ждал, что сейчас его окутает холод пещеры и её затхлый запах, но произошло нечто странное, чего Егор никак не ожидал, – вместо затхлости и сырости его встретил тёплый и довольно свежий воздух. Воздух был настолько свеж, что Егор мог бы уверенно сказать, что он находится не в пещере, а в поле, если бы не окружавшая его темнота. На какой-то момент Егора охватила мысль, что где-то может быть второй выход и, судя по притоку свежего воздуха, они с Маринкой должны очень скоро на него выйти. Но выхода всё не было, а останавливаться для того, чтобы попытаться сориентироваться, было нельзя – непрекращающийся рёв идущего по их следам зверя не давал времени на передышку. Сейчас некогда было задумываться о призрачной возможности найти выход, и, не замедляя шаг, Егор бежал вперёд и вперёд, пытаясь оторваться от погони.

Он уже начал уставать, как вдруг рука Маринки, которую он так крепко сжимал, выскользнула из его руки. Сделав в горячке бега еще несколько шагов вперёд, Егор остановился. Он оглянулся, но темнота не позволяла увидеть не только того, что было вдалеке, но даже того, что было рядом.